Они же

Реальный гуманизм – ключевой фактор развития научной философии и прогрессивной политической практики

© Ю.В.Лоскутов, 2016 Опубликовано: Новые идеи в философии. Вып. 3 (24). Пермь. 2016


[С.60]

Концепция реального гуманизма была выдвинута К.Марксом в «Экономическо-философских рукописях 1844 г.»: «Коммунизм как положительное упразднение частной собственности – этого самоотчуждения человека – и в силу этого как подлинное присвоение человеческой сущности человеком и для человека; а потому как полное, происходящее сознательным образом и с сохранением всего богатства предшествующего развития, возвращение человека к самому себе как человеку общественному, т. е. человечному. Такой коммунизм, как завершенный натурализм, = гуманизму, а как завершенный гуманизм, = натурализму; он есть действительное разрешение противоречия между человеком и природой, человеком и человеком, подлинное разрешение спора между существованием и сущностью, между опредмечиванием и самоутверждением, между свободой и необходимостью, между индивидом и родом. Он – решение загадки истории, и он знает, что он есть это решение» (1).

Идеи «Экономическо-философских рукописей 1844 г.» были развиты в ряде последовавших за ними текстов К.Маркса и Ф.Энгельса: «Святое семейство», «Немецкая идеология», «Нищета философии»; сам термин «реальный гуманизм» впервые появился в «Святом семействе» (2).

Как справедливо отмечает Ф.В.Цанн-Кай-Си, «марксистский гуманизм, совпадающий с коммунизмом, является единством


[С.61]

революционно-критической практики, направленной на снятие отчуждения, на гуманизацию действительности, на создание “для всех людей таких условий жизни, при которых каждый получит возможность свободно развивать свою человеческую природу” и философской теории самой человеческой природы. Другими словами, марксистский гуманизм является действительно реальным гуманизмом, так как он представляет единство двух сторон: практико-преобразовательной и теоретико-философской. <> Таким образом, исследование гуманизма может идти в двух аспектах, в зависимости от познавательных и социально-практических задач. <> Выражение “реальный гуманизм”, употребляемое Марксом в 40-е годы, взятое в контексте его философии, позволяет нам сегодня увидеть в нём не следы еще не преодоленного абстрактного антропологизма Л.Фейербаха или использование терминологии, не адекватной новому содержанию, а характеристику принципиально нового философского мировоззрения, гуманистического по своей сути» (3).

Человечество сегодня, как и во времена Маркса, отнюдь не достигло идеала реального гуманизма. Оно теряет себя, не соответствует своей собственной сущности постольку, поскольку обострилось противоречие между универсальной сущностью человека (способной к бесконечному развитию) и ее нынешней исторически ограниченной модификацией (4). Дело в том, что господствующий на планете общественный строй (капитализм), хотя «одной рукой» и развивает производительные силы (это в его конъюнктурных экономических интересах), «другой рукой» их разрушает, ибо, когда производительные силы разовьются должным образом, – капитализму настанет конец. Как в контексте закона соответствия производственных отношений уровню и характеру производственных сил (5) можно искусственными методами привести уровень производительных сил в соответствие с буржуазными производственными отношениями? Всячески тормозить развитие производительных сил, и даже просто громить их – для этого очень хорошо «подходят» войны и геноцид, а также аборты, гомосексуализм, наркотики, духовное отупление трудящихся с помощью низкопробной масс-культуры. Ведь главная производительная сила – это не средства производства, а сами трудящиеся люди (6). И здесь капитализм следует девизу, ложно приписываемому буржуазными идеологами коммунисту Сталину: «Нет человека – нет проблемы». Неуклонно деградируя, капитализм всё меньше развивает производительные силы и всё больше разрушает их. Причем данное соотношение в планетарном масштабе вот-вот сместится в сторону разрушения, а кое-где (например, на территории бывшей Украины) оно уже сместилось в эту сторону. Капиталистический общественный строй всё более интенсивно разлагается и всё более интенсивно разлагает при этом человеческую сущность, но, к сожалению, ничего


[С.62]

по-настоящему действенного ему на смену пока не приходит. Ни один из крупных культурных проектов, имеющихся сегодня в мире, не способен эффективно противостоять буржуазной антигуманности. Мы можем помочь только себе и своим ближним, да и то не всегда и не во всём. А дальше уже возникает непреодолимый пока «эффект масштаба», ибо общество, государство, человечество устроены гораздо сложнее, чем отдельная семья или дружеский коллектив. И вот на этом макроуровне лекарства от антигуманности сегодня нет.

Коммунистический «красный» проект, давно претендующий на статус такого лекарства, находится в глубоком кризисе и, строго говоря, недееспособен – по крайней мере, в том виде, в каком он существует теперь. Объективно проявляется следующая зависимость: чем сильнее разлагается капитализм, тем сильнее разлагается и «красный» проект – в качестве своеобразной «функции от» капиталистического строя. Судя по всему, «красный» проект, будучи специфическим порождением капитализма, несет в себе многие из системных недостатков последнего, не позволяющих «красным» раз и навсегда выйти за рамки капитализма в масштабе всемирной истории. Похоже, что «красное» движение (по крайней мере, в его нынешнем виде) исторического пропуска в коммунистическую формацию не получит. Наверное, если коммунизм и будет построен, то коммунистами (реальными гуманистами), «окрашенными» в другие цвета (или, скорее всего, вообще никак не окрашенными).

Причиной катастрофической ситуации в мировом «красном» движении как раз и послужило забвение многими «красными» принципов реального гуманизма, в том числе и в условиях построения советского проекта (который в общем и целом имел принципиально гуманистический характер, и без такого характера был просто нежизнеспособен). В качестве характерного примера упомянутого забвения можно привести сведения, которые коммунист, писатель-гуманист, будущий Нобелевский лауреат М.А.Шолохов сообщил в письме к И.В.Сталину, посвященном процессу коллективизации на Дону: «Было официально и строжайше воспрещено остальным колхозникам пускать в свои дома ночевать или греться выселенных. Им надлежало жить в сараях, в погребах, на улицах, в садах. Население было предупреждено: кто пустит выселенную семью – будет сам выселен с семьей. И выселяли только за то, что какой-нибудь колхозник, тронутый ревом замерзающих детишек, пускал своего выселенного соседа погреться. 1090 семей при 20-градусном морозе изо дня в день круглые сутки жили на улице. Днем, как тени, слонялись около своих замкнутых домов, а по ночам искали убежища от холода в сараях, в мякинниках. Но по закону, установленному крайкомом, им и там нельзя было ночевать! Председатели сельских советов и секретари ячеек посылали по улицам патрули, которые шарили по сараям и выгоняли


[С.63]

семьи выкинутых из домов колхозников на улицы. Я видел такое, чего нельзя забыть до смерти: в хут. Волоховском Лебяженского колхоза ночью, на лютом ветру, на морозе, когда даже собаки прячутся от холода, семьи выкинутых из домов жгли на проулках костры и сидели возле огня. Детей заворачивали в лохмотья и клали на оттаявшую от огня землю. Сплошной детский крик стоял над проулками. Да разве же можно так издеваться над людьми. Мне казалось, что это один из овчинниковских перегибов, но в конце января или в начале февраля в Вешенскую приехал секретарь крайкома Зимин. По пути в Вешенскую он пробыл два часа в Чукаринском колхозе и на бюро РК выступил по поводу хода хлебозаготовок в этом колхозе. Первый вопрос, который он задал присутствовавшему на бюро секретарю Чукаринской ячейки: “Сколько у тебя выселенных из домов?”. “Сорок восемь хозяйств”. “Где они ночуют?”. Секретарь ячейки засмеялся, потом ответил, что ночуют, мол, где придется. Зимин ему на это сказал: “А должны ночевать не у родственников, не в помещениях, а на улице!”. После этого по району взяли линию еще круче. И выселенные стали замерзать» (7).

Публицист Алексей Рощин так комментирует это письмо: «Чему же “обучали” станичников коммунисты? И вообще, что это за обучение – ведь выселенные женщины и дети, очевидно, заболевали и умирали? “Обучали” не их. <> Истинный объект обучения, точнее научения – те станичники, которые оставались в домах и потом должны были старательно работать на Советскую власть в колхозах и на стройках коммунизма. Чему же их “научали”? А именно этому – подавлять эмпатию. <> У нашего народа, как у социального организма, тоже, как видим, отключены эмоции … Точнее, то, что я бы назвал “Главной Социальной Эмоцией” – эмпатию. Нет эмпатии – нет и социальных действий. А ее в самом деле нет – она надежно блокирована. Возможно, именно поэтому у нас в стране до сих находится в столь странном, полумертвом состоянии профсоюзное движение. Ведь в основе любых профсоюзных действий лежит солидарность, а солидарность невозможна без эмпатии. Эмпатия – основа солидарности. Иначе зачем люди будут начинать забастовку, требуя, к примеру, вернуть работу своим уволенным товарищам? … Вспомним хотя бы текст самой популярной революционной песни времен ВОСР – “Варшавянки”: “Мрет в наши дни с голодухи рабочий, Станем ли, братцы, мы дальше молчать?”. В России 10-х годов прошлого века песня имела несомненный успех, звала людей на баррикады. Однако теперь, в 10-х годах века нынешнего, мы имеем народ, прошедший через долгое и целенаправленное «психическое моделирование» теми же коммунистами. И как теперь подействует на народ “Варшавянка”? Да никак, и это совершенно очевидно. Наши люди даже не поймут, о чем тут,


[С.64]

собственно, речь. Мрет с голодухи какой-то рабочий… Ну и что? А какие, собственно, действия ожидаются от нас? Мы-то при чем тут?» (8).

Действительно, дефицит эмпатии сегодня в России налицо, равно как и отсутствие такого дефицита сто лет назад. (А факты геноцида в Сумгаите, Грозном, Душанбе, осуществлявшегося людьми со вполне советским воспитанием – людьми, уничтожавшими своих давних коллег и соседей, – также указывают, подобно письму Шолохова, на явные проблемы с эмпатией в СССР). Давайте в научной социальной философии объективно разбираться с этими несомненными фактами, а не замалчивать их в угоду той или иной идеологической конъюнктуре.

Кроме того, важно учитывать и то, что события, описываемые Шолоховым, совпали по времени с государственным погромом православного вероисповедания в СССР. А ведь культурная основа русской эмпатии – это христианское милосердие. (У эмпатии среди других народов могут быть и другие культурные истоки). Здесь неизбежно встает неудобный для «красных» вопрос: почему Октябрьскую революцию, победу в Гражданской войне, индустриализацию, да и в значительной степени победу в Великой Отечественной осуществили люди, с детства знакомые с христианской культурой (а многие из них не оставили ее и в зрелом возрасте), молившиеся, постившиеся, воспитанные в нормах православной морали, а подлецами, развалившими советский строй, и неудачниками, позволившими это сделать, оказались люди с атеистическим воспитанием, в детском сознании которых святые мученики были заменены пионерами-героями? Это настолько масштабный исторический и социологический факт, что он не может быть простой случайностью.

Эмпатия укрепляет «горизонтальные» связи в обществе, а отсутствие эмпатии их ослабляет. В результате слабости «горизонтальных» связей в СССР (и, напротив, абсолютизации «вертикальных» связей), крушение социалистического строя руками партийных и советских начальников не вызвало в нашей стране никакого значимого сопротивления.

Таким образом, кризис реального гуманизма в СССР неизбежно привел к низведению производительных сил нашего общества до уровня капиталистических производственных отношений, а затем и к распаду советского строя.

Тем не менее, когда рухнул Советский Союз, то его гуманистические ценности, его традиции еще долго жили в народных массах большинства регионов СНГ, несмотря на все усилия антисоветских элит. Однако это оказалось не более, чем агонией советского варианта «красного» проекта. Капитализм «просачивался» в странах СНГ «сверху вниз», от элит к массам. И вот теперь он окончательно «пропитал» собой всё постсоветское общество – сверху донизу, все его классы и политические группировки, включая и тех, кто ностальгируют по СССР. (Даже «ренессанс»


[С.65]

сталинизма в сегодняшней России имеет, как правило, всего лишь консервативный характер и непосредственно не связан с рефлексией над социалистическим образом жизни, социалистической экономикой, духовными ценностями социализма). Зафиксируем дату прекращения агонии и окончательной смерти советского проекта – октябрь 2015-го, когда граждане Республики Беларусь дружно пошли на выборы и подавляющим большинством проголосовали за явно пробандеровского президента Лукашенко. Таким образом, граждане Беларуси в массе своей официально одобрили геноцид русских Донбасса и массово отказались от советского интернационализма в пользу мещанского мировоззрения. Более того, российские «коммунисты» и «русские патриоты» в РФ принялись дружно поздравлять Лукашенко с очередным избранием, предав тем самым не только идею Новороссии, но и конкретных жителей бывшего СССР, подвергаемых геноциду. Таким образом, политическая нация «советский народ» распалась окончательно, а советский интернационализм приказал долго жить как политический фактор (ибо он безоговорочно ушел в СНГ с политической повестки дня, его отдельные носители эту повестку не формируют).

Смерть советского гуманистического проекта сродни гуманитарной катастрофе, но не будем предаваться унынию. С этого момента перед нами открывается «веер возможностей», включающий и возможность творческого формирования нового гуманистического (т.е. нового коммунистического) проекта, способного заменить собой дряхлеющие, разлагающиеся капиталистические общественные отношения. Да, скорее всего, это будет уже не «красный» проект, это будет нечто принципиально новое, однако учитывающее уроки, данные предшественниками.

Перед новым гуманистическим проектом неизбежно встанет серьезная проблема. Классики марксизма оставили нам свои теоретические и практические рецепты в условиях устойчивого роста производительных сил (неуклонно умножавшегося народонаселения, повышения его квалификации, тяги к знаниям, масштабного строительства и т.д.), и в этих условиях данные рецепты прекрасно работали. Теперь же мы в России уже более двадцати лет наблюдаем в качестве главной тенденции устойчивую деградацию производительных сил (массовые аборты, алкоголизм, наркоманию, разрушение инфраструктуры, развал образования и науки, неуклонную тягу к развлечениям в ущерб знаниям и т.д.). Что делать в таких условиях, марксисты пока не знают.

Перед новым гуманистическим проектом неизбежно встанет и другая серьезная практическая проблема. Дело в том, что львиная доля экономических и административных ресурсов России и мира в целом захвачена ничтожным меньшинством населения, медленно губящим нашу страну и всё человечество, а подавляющее большинство граждан РФ и граждан


[С.66]

других капиталистических стран не имеют ни денег, ни связей, ни полномочий для того, чтобы изменить такое положение дел. Для того, чтобы овладеть ресурсами, требуются ресурсы – которых и так нет. Допустим, в РФ найдутся 500 человек единомышленников из эксплуатируемого класса и создадут новую партию (даже это весьма непросто), однако на одни зарплаты содержать ее будет невозможно. Разумеется, партия, неспособная развивать сама себя, тем более неспособна будет бороться за развитие общества в целом. Те же, у кого в России ресурсы есть, развивать наше общество явно не собираются (им и так хорошо).

У сегодняшнего кризиса эмпатии имеются не только субъективные факторы (некоторые из них были обозначены выше), но и важная объективная причина, имеющая глобальный характер. Раньше, лет сто назад, трудящиеся любили сплачиваться между собой для отстаивания своих классовых интересов, соединяли свои ресурсы воедино, и это было оправдано – так можно было побеждать. Однако с тех пор относительное обнищание людей наемного труда только возрастало, и потому у них нет теперь ресурсов для коллективной победы. «Когда мы едины, мы непобедимы» – этот лозунг больше не работает. Благодаря росту относительного обнищания трудящихся, крупный капитал, по сравнению со своим прежним состоянием, перешел на арене классовой борьбы в другую, более выигрышную, «весовую категорию». Даже мелкая буржуазия, хорошо организованная и на порядок более богатая, чем пролетариат, была раздавлена на Донбассе олигархами, как только она посмела играть самостоятельную историческую роль. Трудящиеся же не обладают и тем минимумом, который потребовался для донбасского антифашистского восстания – оптовыми партиями шин, горючего, бронежилетов, железобетонных блоков и т.д, а также денежными запасами для того, чтобы на некоторое время променять работу на борьбу.

Таким образом, революционному (социалистическому и коммунистическому) движению следует полностью снять горьковский лозунг «Пусть сильнее грянет буря!» с повестки дня. Революция – это не бунт с баррикадами и стрельбой. Революция – это коренное, качественное изменение в более сложную сторону всех общественных отношений (и прежде всего – производственных отношений), осуществляемое под влиянием роста и развития производительных сил. Да, прежние революции, как правило, сопровождались обширным вооруженным насилием со стороны революционеров, но сегодня для подлинной социалистической революции путь организации вооруженного бунта закрыт, ибо он заведомо обрекает революцию на поражение. Кроме того, вооруженные эксцессы являются выражением и контрреволюционных исторических тенденций, а также сопутствуют «разборкам» между различными фракциями контрреволюционеров, примером чему служат так называемые цветные революции.


[С.67]

Капитализм за последние сто лет научился «сеять ветер» и «пожинать бурю» гораздо лучше, чем это делают коммунисты. На его счету две мировые войны, множество локальных военных конфликтов и государственных переворотов. Именно капитализм обеспечивал и обеспечивает взращивание такого инструмента для нагнетания бури и хаоса, как фашизм – во всех его разновидностях, и не только собственно итальянской. Именно капитализм обеспечивает смычку фашистов с переродившимся либерализмом – переродившиеся либералы открыто используют фашизм в качестве политического «тарана», от чего их аутентичные либеральные предшественники типа Джона Стюарта Милля просто пришли бы в ужас. Именно либерально-фашистский союз посеял хаос на территории бывшей Украины – коммунисты там оказались ни при чем.

Посему, когда сегодня призывают: «Пусть сильнее грянет буря!» – в подавляющем большинстве случаев это призывы агентов буржуазного глобализма к развертыванию «управляемого хаоса». И в любом случае именно у буржуазного глобализма есть существенные шансы на успех в «сеянии ветра», а у трудящихся такие шансы близки к нулю. Разумеется, иногда насилие нравственно необходимо – как ответ на другое насилие, требующийся для защиты подлинных ценностей (примером чему служат многие бойцы Новороссии), но специально, в бакунинском духе, разжигать хаос и лезть на баррикады – это не коммунистам, это к буржуазным глобалистам, умеющим и любящим «половить рыбку в мутной воде». Таким образом, реальные гуманисты ни в коем случае не должны участвовать в так называемых «цветных революциях». Кроме того, трудящимся совершенно бессмысленно перенимать у глобалистов «цветные» политтехнологии – они разработаны не для эксплуатируемого класса.

Далее – некоторые (далеко не исчерпывающие) соображения по поводу того, что именно имеет смысл делать реальным гуманистам.

1. Теоретический аспект реального гуманизма.

С целью теоретического обеспечения выхода из всемирного антропологического кризиса реальным гуманистам нужно лучше понимать человека и человеческий мир. Для этого требуется серьезный гуманистический пересмотр научной теории социализма и коммунизма: философии, социологии, политэкономии, политических дисциплин и т.д. И не надо пугаться слова «пересмотр» – ревизия предполагает оценку того, что нужно оставить, а от чего следует отказаться. И еще разработку того, что нужно привнести. Догматизм никогда не соответствовал марксистской теории – в силу своей недиалектичности.

Отправной точкой и конечным пунктом научно-философской и частнонаучной рефлексии должно служить высшее, и прежде всего – человек. Движение мысли от низшего к высшему относительно, а движение


[С.68]

мысли от высшего к низшему абсолютно, ибо включает в себя и противоположный подход (9).

Занимаясь проблематикой научной философии, полезно помнить о том, что важнейшей социальной предпосылкой постановки традиционного философского вопроса об отношении сознания к материи является разделение труда на умственный и физический, которое фактически обуславливает раскол целостной сущности человека. Вся история философии лежит в рамках общества, где одни люди лишь строят планы в своих головах, а другие — лишь исполняют на практике чужие замыслы. (В области морали это порождает разрыв слова и дела, что пока во многом и не позволяет мировой этике понять мораль в ее целостности). Однако наступающая эпоха всеобщего труда, в котором стирается противоположность умственного и физического, и который дает человеку возможность восстановления целостности человеческой сущности, ставит на повестку дня необходимость научной революции в философии. Эта революция подразумевает концептуальное углубление философской теории с помощью смены научной парадигмы. Вопрос об отношении сознания к материи уже давно решен в научной философии в своем принципиальном виде. Однако «на очереди» стоит основной вопрос мировоззрения — вопрос об отношении целостного (не расколотого жестко на материальные и мыслительные функции) человека к окружающему миру. Именно этот вопрос целостный человек, носитель всеобщего труда, с неизбежностью поставит в центр своей философии. Строго говоря, если философия желает быть адекватной реальности, то философам необходимо учитывать фактор человека как субъекта философствования. В философии из всех отношений выражается именно отношение человека к миру и к самому себе – практическое, познавательное, ценностное, вообще любое, какое только возможно. Поэтому философия как наука, развёртываемая с «ничейных» позиций – например, с позиции материи вообще, объективной истины и т.д. – просто невозможна.

Абстрактно-всеобщее отношение к объективной реальности сегодня уже явно недостаточно. Человека и вещь (включая окружающий мир как самую большую, предельную вещь) объединяет, как известно, одно общее философское понятие – «материя». Поэтому понятие «материализм» может означать как философскую теорию развеществления, доминирования человека над вещью, включения вещи в человеческую реальность, так и философскую теорию овеществления, доминирования вещи над человеком, растворения человека в вещи, включения человека в вещную реальность. Реальный гуманизм предполагает наличие первого подхода (включающего конкретно-всеобщее отношение к материи, обязательный учет ее внутренних противоречий) и борьбу со вторым.


[С.69]

Таким образом, чем более философия будет развиваться в качестве науки, тем более она будет развиваться в качестве мировоззрения. Иными словами, научная философия должна превратиться из «мировоззрения в себе» (допускающего, скажем, нелепое философствование от имени природы или от имени материи в целом) в «мировоззрение для себя», превратиться в еще более мощный инструмент практического преобразования мира человеком, что полностью соответствует философской программе К.Маркса (10).

2. Революционно-практический аспект реального гуманизма.

а) Социалистам и коммунистам следует помнить ключевой марксистский тезис о том, что главный источник революционных изменений общественных отношений – это развитие производительных сил. К сожалению, коммунисты в ХХ веке потеряли историческую инициативу во многом потому, что капиталисты навязали им борьбу за собственность как основной вопрос современности – в ущерб вопросу о развитии труда как источника всякой собственности (и общественной, и частной). Единственная наша надежда состоит в том, что наш свободный (или если он станет таковым) труд станет на порядок более производительным, чем эксплуатируемый труд, накапливаемый в виде капитала.

Маркс и Энгельс указывают в «Немецкой идеологии» на исчерпывающий критерий уничтожения частной собственности: «Присвоение всей совокупности производительных сил объединившимися индивидами уничтожает частную собственность» (11). Здесь подразумевается как реальное, совместное, профессиональное овладение всеми средствами производства (для чего последние должны быть до некоторой – пока не достигнутой – степени развиты и объединены), так и присвоение человеком самого себя как главной производительной силы. (Сразу вспоминается классическая работа Эриха Фромма «Человек для самого себя»).

Что же делать трудящимся в нынешней ситуации? Всячески развивать производительные силы, т.е. прежде всего – самих себя. Сегодня не радикальные политические партии, а университеты служат главной угрозой для могущества капитала. Теперешним марксистам, неоправданно зациклившимся на политических процессах и производственных отношениях, следует взглянуть в корень своего учения – и пересмотреть всю актуальную общественную проблематику «под углом зрения» развития производительных сил.

С точки зрения масс-медиа, развитие производительных сил – процесс тихий и малозаметный. Рождаются и воспитываются дети, осваиваются профессии, делаются научные открытия, внедряются новые полезные технологии, идет борьба за здоровый образ жизни ... Всё это находится далеко не на первых страницах газет. Это – тихая, но подлинная


[С.70]

революция, опирающаяся на богатейшее наследие подлинно человеческой культуры. Сегодня и в дальнейшем трудящиеся смогут получить власть только тогда, когда они научатся правильно использовать свое главное оружие – труд. «Свобода через профессионализм» – вот что должно стать девизом реальных гуманистов.

Как уже указывалось, правящий класс буржуазных глобалистов активно противодействует развитию производительных сил. Он надежно перекрыл ряд возможностей изменения общественного строя. Перекрыл потому, что знает о них, хорошо понимает эти сценарии. Однако другие возможности не перекрыты потому, что правящий класс о них не знает – или знает, но пока что не воспринимает их как подобные возможности. А третьи возможности еще даже и не созданы. Значит, требуется интеллектуально переиграть правящий класс – и создать больше возможностей для победы над его диктатом, чем он способен опознать и перекрыть. При этом вовсе необязательно, и даже зачастую нежелательно, атаковать мировой капитал «в лоб». Лучше «водить его за нос» – дабы он до последнего момента (или, по крайней мере, как можно дольше) не понимал, что происходит. Для этого нужно менять человеческую культуру (в самом широком смысле – культуру труда, мышления, общения), т.е. среду обитания мирового капитала, делать ее неблагоприятной для него. И не просто менять культуру, а делать это с помощью нестандартных решений, чтобы мировой капитал, со своими сотнями и тысячами культурных стандартов, постоянно попадал впросак. Иными словами, развитие культуры должно быть непредсказуемым для правящего класса, должно идти всегда на шаг впереди уровня понимания капиталистов. Таким образом, инновационные решения должны выглядеть странно в глазах капитала – как и в глазах типичного обывателя, ибо общественное сознание находится в общем и целом под влиянием интеллектуальных шаблонов, навязанных правящим классом. Следовательно, подлинный инноватор непременно должен выглядеть чудаком. (При этом далеко не всякий выглядящий чудаком является подлинным инноватором. В культуре постмодерна нарочитое мельтешение многочисленных и самых разнообразных чудаков делает задачу распознания подлинного инноваторства особенно сложной, и потому обеспечивает инноваторам надежную «маскировку» как от потенциальных друзей, так и от потенциальных врагов).

б) Следует по-новому осознать роль личности в истории – и, в условиях всё возрастающей индивидуализации развития сущностных сил человека, отказаться от взглядов, выраженных Маяковским («единица – вздор, единица – ноль, голос единицы тоньше писка»). Маркс отмечает интересную деталь: «Первобытный тип кооперативного или коллективного производства был, разумеется, результатом слабости отдельной личности, а не обобществления средств производства» (12). Таким


[С.71]

образом, Маркс констатирует то, что в основе способа производства лежит не тип собственности на средства производства (или производственные отношения в целом), а тип личности как главной производительной силы. Маркс – Анненкову: «Общественная история людей есть всегда лишь история их индивидуального развития. Сознают ли они это или нет» (13).

Это также предполагает и некоторую корректировку традиционных «красных» взглядов на роль индивидуализма и коллективизма. Похоже, что многим реальным гуманистам придется (по крайней мере, поначалу) действовать как Фродо, которому удалось пробраться в Мордор только потому, что он не захватил с собой многочисленную кампанию. Теперь каждый из реальных гуманистов сам себе Фродо и сам себе одинокий ковбой, пролагающий новые пути по звездам – и это затрудняет манипуляцию трудящимися со стороны правящего буржуазного класса, гоняющего «народные массы» по давно протоптанным, широким социальным путям. Кроме того, по этим дорогам стройными колоннами сквозь широкие триумфальные арки вслед за своими вождями и кумирами уже давно маршируют фашисты – орудия «денежных мешков».

в) Трансгуманизм – это («по определению») не гуманизм, и даже антигуманизм. Предстоит жесткая интеллектуальная и практическая схватка реальных гуманистов с трансгуманистами, чающими превратить человека в машину. На самом деле, простое (природное) не в состоянии выполнять все функции сложного (человеческого) – в силу наличия некоторых особых (и прежде всего материальных, а не только духовных), принципиально невоспроизводимых в природе, свойств и функций человеческого субстрата. Любая попытка перекладывания части человеческих функций на искусственные модели, созданные из природных элементов, есть обеднение человека, есть разрушение человеческой сущности. Зараженный точкой зрения капитала, носящей отчужденный по отношению к человеку характер, человек начинает отождествлять себя с вещами, и поэтому способен добровольно стать киборгом (как только это станет технически возможным), т.е. способен передоверить ряд своих собственно человеческих функций искусственным моделям, которые начнут во многих случаях «мыслить» за него (а не просто помогать в мышлении), принимать во многих случаях за него «решения» (а не доставлять необходимую информацию для решений), «общаться» за него со многими другими людьми и т.д. Нормальная же, неотчужденная точка зрения состоит в том, что лучше умереть человеком, чем долго существовать в качестве вещи (пусть даже вещи, напичканной электроникой).

г) Если не определиться адекватным образом по ключевым проблемам коммунизма как практического гуманизма, связанным с жизнью и смертью людей, то коммунистическое движение ждет крах. Древний философ


[С.72]

Гегесий провозглашал, что если в жизни страданий больше, чем удовольствий, то надо уморять себя голодом. Многие «коммунисты», отстаивая право на аборт, занимаются просто вариациями на эту гедонистическую тему – «то надо и не рождаться, а погибнуть сразу». Оправдание убийств желанием чьего-либо комфорта – это всего лишь гедонистический каприз, не имеющий никакого отношения к научной этике. А претензия иных «красных» на едва ли не целенаправленное повышение с помощью абортов стоимости рабочей силы не только неприемлема с моральной точки зрения, но и является оппортунизмом (если не хуже) с точки зрения политической (это всё равно, что по-фашистски призывать «мочить» гастарбайтеров с Юга – с той же целью).

Чтобы организовать и воспитать людей, их надо сначала родить. Запрет абортов, осуществляемых «по социальным показаниям» – это ключевой общественный интерес. Когда Маркс и Энгельс в «Немецкой идеологии» обозначили предпосылки материалистического понимания истории, они в качестве первой из них указали на действительных индивидов: «Предпосылки, с которых мы начинаем, – не произвольны, они – не догмы; это – действительные предпосылки, от которых можно отвлечься только в воображении. Это – действительные индивиды, их деятельность и материальные условия их жизни, как те, которые они находят уже готовыми, так и те, которые созданы их собственной деятельностью. Таким образом, предпосылки эти можно установить чисто эмпирическим путём. Первая предпосылка всякой человеческой истории – это, конечно, существование живых человеческих индивидов. Поэтому первый конкретный факт, который подлежит констатированию, – телесная организация этих индивидов и обусловленное ею отношение их к остальной природе» (14). И еще: «Мы должны прежде всего констатировать первую предпосылку всякого человеческого существования, а следовательно и всякой истории, а именно ту предпосылку, что люди должны иметь возможность жить, чтобы быть в состоянии “делать историю”» (15). Отечество – это люди. Рабочий класс – это люди. Живые (не выскобленные) человеческие индивиды.

Человеческая зигота – это уже человеческая индивидуальность. Не личность (личностью человек становится только в обществе), но уже индивидуальность, живой человеческий индивид. Опровергнуть этот научный факт защитники абортов не в состоянии. У сперматозоида и зиготы есть одна принципиальная разница: сперматозоид сам по себе не является уникальной индивидуальностью – он лишь носитель индивидуальности живого человеческого индивида. В то время, как у индивидуальности зиготы нет никаких соответствий среди родившихся индивидов, это действительно индивидуальность (т.е. то, что отличает одного индивида от другого). Да, эта индивидуальность не может существовать без материнского


[С.73]

организма, но все мы нуждаемся в природных условиях: новорожденный – в материнском молоке, взрослый тоже – в соответствующей окружающей среде и пище.


Лучше быть живым при капитализме, чем абортированным при социализме. Советские люди, находясь в «тепличных» социальных условиях, предпочитали своих детей, тем не менее, убивать (16). (Что лишний раз говорит о глубоко кризисном состоянии гуманитарной сферы позднесоветского периода). Последствия этого варварства «самой читающей страны в мире» мы и расхлебываем теперь в полной мере.

Большевистская партия в свое время стала возможной именно в многодетной стране: много детей – много рабочих, много рабочих – достаточное число коммунистов. Сегодня же в России малочислен и слаб рабочий класс, следовательно, малочисленно и слабо движение за права рабочего класса. Некому работать, некому просвещать, некому бороться за лучшее будущее ... Но что внушает надежду? В жестких условиях капитализма русские люди начали сопротивляться – рост рождаемости налицо. Так что «будут новые победы, встанут новые бойцы»!

д) Отказ от перманентного неприятия религии, популярного среди «красных» идеологов, ясно вытекает из марксистского требования конкретно-исторического подхода к надстроечным социальным явлениям, в том числе и к религиозным. Отрицать религию вообще – это всё равно, что, например, отрицать искусство вообще. Религия, в научном марксистском понимании, является, подобно другим надстроечным явлениям, конкретно-историческим феноменом, обладающим большим разнообразием своих форм, нередко противостоящих друг другу в общественных процессах. В конкретных исторических столкновениях те или иные проявления религии выражают либо интересы эксплуататоров, либо интересы эксплуатируемых, способствуют либо просвещению, либо мракобесию и т.д.

Кроме того, в отличие от научного подхода к религии как к социальному явлению, так называемый «научный атеизм» в принципе невозможен. Дело в том, что безбожие, являющееся искусственным квазирелигиозным «довеском» к марксизму, никак не может быть наукой (так же, как не может быть наукой и богословие) – ведь наука всегда основана на категориях, но представления о Боге (как бы к ним ни относиться – положительно или отрицательно) отнюдь не обладают категориальным статусом.

Может, коммунистам нужно более тонко подходить к проблеме религии? Может, стоит заменить нетерпимый, «воинствующий» атеизм на светскость (допускающую различные мировоззренческие подходы в рамках реального гуманизма)?

е) Как создание новых средств производства, общественных по самой своей природе, так и борьба с частной интеллектуальной собственностью


[С.74]

относительно слабо представлены в традиционной «красной» повестке дня, но являются основными направлениями деятельности Пиратского интернационала – сообщества гуманистических движений, фактически отстаивающих марксистский принцип «всеобщего интеллекта» (17).

Разумеется, практическая повестка дня реального гуманизма гораздо шире обозначенных пунктов. Например, она включает в себя развитие образования и здравоохранения, борьбу против империалистических войн и геноцида, отстаивание высоких стандартов культуры и т.д.

________________________________________________________________

1. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд. Т. 42 С.116

2. См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 2. С. 7, 146

3. Цанн-Кай-Си Ф.В. Исторические формы бытия философии // http://www.humanism.ru/cks46.htm

4. См.: Орлов В.В., Васильева Т.С. Философия экономики. Пермь. 2005 С.5

5. См.: Маркс К., Энгельс Ф., Соч., 2-е изд., Т. 13 С. 6-7

6. См.: Маркс К., Энгельс Ф., Соч., 2-е изд., т. 46, ч. 1, с. 403

7. Шолохов М.А. Переписка Шолохова с И.В. Сталиным. 1931-1950 // http://ruslit.traumlibrary.net/book/sholohov-stalin/sholohov-stalin.html


8. Рощин А. Страна утраченной эмпатии // http://www.rosbalt.ru/blogs/2012/10/26/1051631.html

9. См.: Лоскутов Ю.В. О месте человека в научной философии // Вестник Уральского гуманитарного института. Вып.4. Пермь; УГИ, 2001 С.22

10. См.: Лоскутов Ю.В. О неизбежности научной революции в марксистской философии // Философия и будущее цивилизации. (Тезисы докладов и выступлений IV Российского философского конгресса). Т.5. М. Современные тетради, 2005 С.341-342; Лоскутов Ю.В. Человек как проблема для науки // http://anthropology.ru/ru/text/loskutov-yuv/chelovek-kak-problema-dlya-nauki

11. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т.3 С.69

12. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т.19 С.404

13. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т.27 С.402-403

14. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т.3 С.18-19

15. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т.3 С.26

16. См.: http://burckina-faso.livejournal.com/913166.html

17. См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т.46 Ч.2 С.215