Социально-философский аспект патристики также во многом родственен марксизму. Сегодня религиозные философы особенно часто поминают Господа всуе тогда, когда говорят об истории – и это при том, что пути Господни неисследимы (Рим.11:33). А раз неисследимы (т.е. не могут быть исследуемы, нельзя даже видеть их следа – как указывает комментатор апостола Павла Феофилакт Болгарский), то самым адекватным объяснением тех или иных коллизий исторического процесса является для современного христианина такое, где пути Господни никак не затрагиваются, т.е. объяснение, соответствующее историческому материализму.
Широко известно, что Ленин написал на полях гегелевских рассуждений об орудиях труда следующую фразу: «Зачатки исторического материализма у Гегеля». Однако «зачатки исторического материализма» встречаются еще задолго до Гегеля – например, у преподобного Иоанна Дамаскина («Точное изложение православной веры», глава XXV): «Сам действующий и производящий что-либо человек есть начало своих действий – и свободен. Кроме того, если человек не есть начало ни одного своего действия, то ему будет не нужна способность обдумывать свои действия; ибо к чему он приложит эту способность, если он не властен ни в одном своем действии? Ведь всякое обдумывание имеет в виду действие. ... Поэтому, если человек обдумывает свои поступки, он делает это ради действия, ибо всякое обдумывание имеет в виду действие и обусловливается действием». Еще один «зачаток исторического материализма» имеется у святителя Григория Паламы: «Мы называем истинным воззрением не знание, добываемое рассуждениями и умозаключениями, а знание, являемое делами и жизнью, единственное не просто истинное, но прочное и непоколебимое: ведь, как говорится, всякое слово борется со словом, но какое – с жизнью?». («Триады в защиту священно-безмолвствующих»).
Как патристика, так и марксизм нередко совмещают социально-философскую и этическую проблематику. Так, характерным признаком марксистского мировоззрения выступает гуманизм. Последний не чужд и православию, ибо он может быть не только светским, но и религиозным, не только антихристианским, но и христианским. Православные молитвы наполнены богатым гуманистическим содержанием – в них содержится много упоминаний «аз», «мя» и прочих церковнославянских слов, обозначающих человеческого индивида. В этих молитвах можно встретить множество просьб к Богу о милости к человеку, о восстановлении падших людей, в этих молитвах выражено неуклонное стремление к духовному развитию личности. Упование на Бога имеет в православии следующее обоснование: «Яко Благ и Человеколюбец». Согласно православному Символу веры, Христос был распят «за ны». Согласно православной догматике, Богочеловек Христос освятил всю человеческую природу. Освятил, а не уничтожил!
Еще одна важная составляющая марксистской философии – идея прогресса – также не чужда православию. Святоотеческая идея прогресса состоит в том, что на протяжении земного пути человечества возрастают, усложняются и добро, и зло – при том, что добро должно в конце концов победить. (С этой идеей весьма сходна марксова схема одновременного возрастания в человеческой предыстории и созидательного богатства человеческой сущности, и разрушительного отчуждения этого богатства). Преподобный Антоний Великий: «Придёт время, возлюбленные дети мои, когда монахи оставят пустыни, и потекут вместо них в богатые города, где вместо этих пустынных пещер и тесных келий воздвигнут гордые здания, могущие спорить с палатами царей; вместо нищеты возрастёт любовь к собиранию богатств; смирение заменится гордостию; многие будут гордиться знанием, но голым, чуждым добрых дел, соответствующих знанию; любовь охладеет; вместо воздержания умножится чревоугодие, и очень многие из них будут заботиться о роскошных яствах, не меньше самих мирян, от которых монахи ни чем другим отличаться не будут, как одеянием и наглавником; и несмотря на то, что будут жить среди мира, будут называть себя уединенниками (монахами). … Но будут в то время и такие, кто окажется гораздо лучше и совершеннее нас; ибо блаженнее тот, кто мог преступить и не преступил, – и зло сотворить и не сотворил (Сир.31,11), нежели тот, кто влеком был к добру массою стремящихся к тому ревнителей». Вот именно так – «гораздо лучше и совершеннее» самого Антония Великого! Из жития св. Макария Великого: « – Святой ангел, будут ли существовать святые до скончания мира? – Никогда не оскудеют праведники и пророки, как и служители сатаны. Однако в последние времена те, кто истинно служит Христу, даже если не творят знамений и чудес, но идут путем добродетели со смирением, в Царствии Божием окажутся выше чудотворцев. Поскольку в последние времена верующие не будут видеть чудес и некому будет поддержать их усердие к духовным подвигам. Более того, пастыри и учителя во всем мире будут совершенно бездобродетельными». Вот именно так – обыкновенные христиане будущего окажутся выше христиан-чудотворцев прошлого!
То, что добро в принципе сильнее зла – это нормальный христианский взгляд. Православные христиане свято убеждены в неодолимости добра и в необходимости его умножения нашими усилиями. Конечно, православные веруют и в грядущий острый кризис человечества перед вторым пришествием Христа, но кризисы случаются периодически, и сами по себе прогресса не отменяют. Во всяком случае, наличие общественного прогресса в экономике, технике, медицине, праве, науке и т.д. – это даже не предмет веры, но предмет знания, исторический факт. Отрицание прогресса теми, кто ежедневно пользуется его результатами – это не просто глупость, это – лицемерие.
Ряд ключевых представителей патристики, в отличие от, например, религиозного философа-идеалиста Ивана Ильина, выступают, подобно марксистам, против частной собственности и против эксплуатации труда.
Частная собственность – это закрепление права контроля над производственными ресурсами за отдельными людьми или их группами. Любая собственность, в том числе и частная, – это не столько отношение между человеком и вещью, сколько отношение между людьми по поводу вещей. Таким образом, проблема собственности – это не только экономическая и правовая, но и моральная проблема. Более того, это проблема религиозная, это проблема отношения как к христианскому Богу, так и к идолопоклонству – особенно в аспекте любостяжания как страсти к приобретению вещественных богатств: «Любостяжание, которое есть идолослужение» (Кол.3;5). Священное Писание предъявляет верующему человеку жесткую альтернативу – служить либо Богу, либо вещественному богатству: «Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и мамоне» (Мф.6;24). С православной (равно как и с марксистской) точки зрения, человек безусловно предпочтительней вещи, и в христианстве это продиктовано любовью как главным выражением христианской морали. Святитель Иоанн Златоуст констатирует: «Желание иметь средств к жизни больше, нежели сколько у ближнего, происходит не от иного чего, как от того, что любовь охладела» (Беседа 18 на Послание к Ефесянам). А если любовь не охладела, то как она проявляет себя в общественных отношениях? Апостол Павел отмечает: «Любовь не ищет своего» (1 Кор. 13; 5). Феофилакт Болгарский так комментирует это место: «Объясняет, каким образом любовь не испытывает бесчестия: потому, говорит, что она ищет не своей, но пользы ближнего, и то почитает бесчестием, когда не освободит своего ближнего от бесчестия. Это против тех, которые презирали прочих». Таким образом, православному вероучению соответствует не безудержное стремление к своей пользе, не стремление непременно удовлетворить свой частный интерес, но стремление к пользе других людей, в конечном счете – к пользе всего общества, к удовлетворению фундаментальных общественных интересов. Стремление к первоочередному удовлетворению «своего», частного интереса захватывает личность целиком: и разум, и чувства, и волю, оно соответствующим образом направляет поступки человека, формирует его образ жизни. И даже не только отдельного человека, но целых социальных групп. Частная собственность, в качестве особой формы богатства, раскалывает общество, противопоставляет социальные группы друг другу – и это не выдумка Маркса (как многие полагают), а реальное положение дел, констатируемое Библией: «Не богатые ли притесняют вас и не они ли влекут вас в суды?» (Иак.2;6). «Какой мир у гиены с собакою? И какой мир у богатого с бедным? Ловля у львов – дикие ослы в пустыне, так пастбища богатых – бедные. Отвратительно для гордого смирение: так отвратителен для богатого бедный» (Сир.13;22-24).
Святитель Иоанн Златоуст, комментируя евангельскую притчу о богатом юноше (Мф.19;20-26), замечает: «Юноша сам себя обличил в пустом самодовольстве: ведь если он жил в таком изобилии, а других, находившихся в бедности, презирал, то как же он мог сказать, что возлюбил ближнего?» (Беседа 39 на Евангелие от Иоанна). Святитель Василий Великий, комментируя эту же притчу, солидарен со Златоустом («К обогащающимся»): «Видно, что далек ты от заповеди, и ложно засвидетельствовал о себе, что возлюбил ближнего, как самого себя. Ибо вот повелеваемое Господом вполне изобличает тебя, что нет в тебе истинной любви. Если б справедливо было утверждаемое тобою, что от юности сохранил ты заповедь любви, и столько же воздавал каждому, сколько и себе: то откуда у тебя такое огромное имение? Попечение о нуждающихся расточительно для богатства. Хотя каждый на необходимое содержание берет не много; однако же, поелику все вместе получают часть из имения, то издерживают его на себя. Поэтому, кто любит ближнего, как самого себя, тот ничего не имеет у себя излишнего перед ближним. Но ты оказываешься имеющим стяжания многа. Откуда же это у тебя? Не ясно ли из этого видно, что собственное свое удовольствие предпочитаешь ты облегчению участи многих? Поэтому чем больше у тебя богатства, тем меньше в тебе любви».
Такая трактовка евангельского эпизода с богатым юношей служит основанием для подробного развертывания святоотеческого учения о частной собственности. Святитель Василий Великий подчеркивает ее ненадежность, ее неукорененность в человеческой природе: «Ибо, без сомнения, как думаю, и малым детям известно это, что ни одна из приятностей сей жизни, для которых большая часть людей сходят с ума, не наша или не может стать действительно нашею, но для всех равно оказывается чуждою, так же для наслаждающихся, по-видимому, как и для тех, которые вовсе к этому не приближаются. Ибо, если иные собрали в сей жизни несметное множество золота, оно не остается навсегда их собственностью, но или еще при жизни их, как бы крепко ни запирали отовсюду, ускользает, переходя к сильнейшим, или оставляет их при смерти и не хочет идти вслед за своими обладателями. Напротив того, они, увлекаемые в необходимый путь Тем, Кто насильно разлучает душу с сим жалким телом, часто обращая взоры к деньгам, оплакивают труды, с юности для них употребленные; а богатство смотрит в чужие руки, отпечатлевая на них только следы утомления при собирании и укор в любостяжании. И если бы кто приобрел тысячи десятин земли, великолепные дома, стада животных всякого рода, облечен был у людей всяким владычеством, то не век будет наслаждаться этим, но, ненадолго попользовавшись от сего именитостию, другим опять уступит свое богатство, сам покрывшись малым количеством земли, а нередко и до гроба, до переселения своего отсюда, увидит, что имущество его переходит к другим, и, может быть, к врагам. Ужели не знаем, сколько полей, сколько домов, сколько народов и городов, еще при жизни своих владетелей, облеклись в имена других владельцев?» (Беседа 21. О том, что не должно прилепляться к житейскому, и о пожаре, бывшем вне церкви).
Беседа св. Василия Великого «К обогащающимся», нравственно разоблачающая стремление к частному накоплению богатств, выглядит сегодня как антикапиталистический памфлет: «Что будешь отвечать Судии ты, который одеваешь тканями стены, а не оденешь человека; убираешь коней, а равнодушно смотришь на брата, одетого гнусно; даешь гнить пшенице, а не питаешь алчущих; зарываешь в землю золото, а утесненного оставляешь без внимания? … Не видишь ли этих стен, разрушенных временем, и которых остатки, подобно каким-то курганам, возвышаются по всему городу? Когда воздвигали их, сколько было в городе бедных, которых тогдашние богачи презрели, заботясь об этих зданиях? Где же сии пышные постройки? Где возбуждавший соревнование таким великолепием? Не обращено ли все в кучу и не истреблено ли, подобно тому, что дети для забавы вылепливают из песка; а строитель не в аде ли раскаивается, что заботился о суетном? … Но ты отказываешь в подаянии, говоря, что невозможно удовлетворить просящих. Твой язык подтверждает это клятвою, но рука обличает твою ложь, сияя дорогим камнем в перстне. Один твой перстень сколько человек может освободить от долгов? Сколько поправить падающих домов? Один сундук твой с одеждами может одеть целый народ, цепенеющий от холода. Но ты с ожесточением отсылаешь бедного ни с чем, не страшась праведного воздаяния от Судии: ты не помиловал, и не будешь помилован; не отворил дома, и не будешь допущен в царствие; не дал хлеба, и не получишь жизни вечной. … Но ты называешь себя бедным; и я соглашаюсь. Точно тот беден, кто нуждается во многом. А нуждающимися во многом делает вас ненасытность пожеланий. К десяти талантам стараешься приложить другие десять; а когда стало двадцать, домогаешься еще двадцати; и непрестанно прилагаемое не останавливает стремления, а только разжигает желание. Как для упивающихся прибавление вина служит побуждением к тому, чтоб пить: так вновь разбогатевшие, приобретя много, желают еще большего, постоянным приращением богатства питая свою болезнь. И эта ревность не приводит их к цели; потому что не столько веселит то, что в руках, как оно ни велико, сколько печалит то, что еще не у них, и чего, по их мнению, недостает им; от того душа их всегда снедается заботами, домогаясь большего и большего. … Есть у тебя такое-то число десятин обработанной земли, и еще такое же число земли, заросшей лесом, горы, равнины, овраги, реки, луга. Что ж после сего? Не всего ли три локтя земли ожидают тебя? Не достаточно ли будет тяжести немногих камней, чтоб охранять жалкую плоть? … Долго ли богатству служить предлогом к войнам, ковать оружия, изощрять мечи? Ради его родные не знают естественных уз, братья смотрят друг на друга убийством. Ради богатства пустыни питают в себе убийц, море – разбойников, города – ябедников. Кто отец лжи? Кто виновник ложных подписей? Кто породил клятвопреступление? Не богатство ли? Не старание ли о богатстве? Что с вами делается, люди?». Если в эпоху Василия Великого умножение частных богатств происходило главным образом по причине личного любостяжания, то при капитализме возрастание капитала выступает уже в качестве объективного процесса, более того – в качестве объективной принудительной необходимости, порабощающей деятельность капиталиста, формирующей его любостяжательный характер. Ведь если предприниматель не увеличивает свой капитал, то в мире капиталистической конкуренции такого бизнесмена рано или поздно ждет неизбежный деловой крах (нередко в форме поглощения бизнеса более жадными и, следовательно, более богатыми конкурентами). Капитализм – это любостяжание, возведенное в обязательный принцип, упорядоченное в систему. Такая система служения мамоне еще отсутствовала во времена Святых Отцов.
Преподобный Симеон Новый Богослов в Девятом Огласительном слове решительно критикует социальный порядок, опирающийся на частную собственность: «Вещи и деньги в мире являются общими для всех, как свет и этот воздух, которым мы дышим, и сами пастбища неразумных животных на равнинах и в горах. Все, следовательно, было установлено общим, для одного пользования плодами, но по господству (не дано) никому. Однако, страсть к стяжанию, проникшая в жизнь, как некий узурпатор, разделила различным образом между своими рабами и слугами то, что было дано Владыкою всем в общее пользование. Она окружила все оградами и закрепила башнями, засовами и воротами, тем самым, лишив всех остальных людей пользования благами Владыки. При этом, эта бесстыдница утверждает, что она является владетельницей всего этого, и спорит, что она не совершила несправедливости по отношению к кому бы то ни было. С другой стороны, слуги и рабы этой тиранической страсти становятся не владельцами вещей и денег, полученных ими по наследству, но их дурными рабами и хранителями. Итак, каким образом, если они, взяв что-нибудь или даже все из этих денег из страха угрожающих наказаний, или в надежде получить сторицею, или склоненные несчастиями людей, подадут находящимся в лишениях и скудости, то разве можно считать их милостивыми или напитавшими Христа или совершившими дело, достойное награды? Ни в коем случае, но как я утверждаю, они должны каяться до самой смерти в том, что они столько времени удерживали (эти материальные блага) и лишали своих братьев пользоваться ими. … Дьявол внушает нам сделать частной собственностью и превратить в наше сбережение то, что было предназначено для общего пользования, чтобы посредством этой страсти к стяжанию навязать нам два преступления и сделать виновными вечного наказания и осуждения. Одно из этих преступлений – немилосердие, другое – надежда на отложенные деньги, а не на Бога. Ибо имеющий отложенные деньги не может надеяться на Бога. Это ясно из того, что сказал Христос и Бог наш: «Где, – говорит Он, – сокровище ваше, там будет и сердце ваше». Поэтому тот, кто раздает всем из собранных себе денег, не должен получить за это награды, но скорее остается виновным в том, что он до этого времени несправедливо лишал их других. Более того, он виновен в потере жизни тех, кто умирал за это время от голода и жажды. Ибо он был в состоянии их напитать, но не напитал, а зарыл в землю то, что принадлежит бедным, оставив их насильственно умирать от холода и голода. На самом деле он убийца всех тех, кого он мог напитать». Позиция преподобного Симеона по вопросу о частной собственности является, по сути, коммунистической, с капитализмом она совершенно несовместима.
Святые Отцы не ограничились критикой частнособственнических отношений, но предложили и положительную программу устроения собственности. Эта программа опирается на Деяния Святых Апостолов: «Все же верующие были вместе и имели всё общее. И продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждого». (Деян. 2;44-45). «У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но всё у них было общее. Апостолы же с великою силою свидетельствовали о воскресении Господа Исуса Христа; и великая благодать была на всех их. Не было между ними никого нуждающегося; ибо все, которые владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного и полагали к ногам Апостолов; и каждому давалось, в чем кто имел нужду». (Деян.4;32-35).
Святитель Иоанн Златоуст в Беседе 12 на Первое послание к Тимофею отстаивает идею общественной собственности: «Не Божия ли земля и исполнение ея? Поэтому, если наши блага принадлежат общему Владыке, то они в равной степени составляют достояние и наших сорабов: что принадлежит Владыке, то принадлежит вообще всем. Разве мы не видим такого устройства в больших домах? Именно, всем поровну выдается определенное количество хлеба, потому что он исходит из житниц домохозяина: дом господский открыт для всех. И все царское принадлежит всем: города, площади, улицы принадлежать всем; мы все в равной мере пользуемся ими. Посмотри на строительство Божие. Он сотворил некоторые предметы общими для всех, чтобы, хотя таким образом, пристыдить человеческий род, как-то: воздух, солнце, воду, землю, небо, море, свет, звезды, – разделил между всеми поровну, как будто между братьями. … И другое соделал Он общим, как-то: бани, города, площади, улицы. И заметь, что касательно того, что принадлежит всем, не бывает ни малейшей распри, но все совершается мирно. Если же кто-нибудь покушается отнять что-либо и обратить в свою собственность, то происходит распря, как будто вследствие того, что сама природа негодует на то, что в то время, когда Бог отовсюду собирает нас, мы с особенным усердием стараемся разъединиться между собою, отделиться друг от друга, образуя частное владение, и говорить эти холодные слова: «это твое, а это мое». Тогда возникают споры, тогда огорчения. А где нет ничего подобного, там ни споры, ни распри не возникают. Следовательно, для нас предназначено скорее общее, чем отдельное владение (вещами), и оно более согласно с самою природою».
Такой принцип был положен в основу экономической жизни православного монашества. Православные общежительные монастыри в дофеодальную, а нередко и в феодальную эпоху, представляли собой в экономическом плане не что иное, как трудовые коммуны, в которых для частной собственности не было места.
Эксплуатация труда – это его присвоение в той или иной форме. «Послушайте вы, богатые: плачьте и рыдайте о бедствиях ваших, находящих на вас. Богатство ваше сгнило, и одежды ваши изъедены молью. Золото ваше и серебро изоржавело, и ржавчина их будет свидетельством против вас и съест плоть вашу, как огонь: вы собрали себе сокровище на последние дни. Вот, плата, удержанная вами у работников, пожавших поля ваши, вопиет, и вопли жнецов дошли до слуха Господа Саваофа. Вы роскошествовали на земле и наслаждались; напитали сердца ваши, как бы на день заклания». (Иак.5;1-5). Плата, удержанная у работников, есть одно из типичных проявлений эксплуатации. В то время, когда жили святые апостолы, удержание или не удержание платы работникам, как и вообще мера присвоения прибавочного продукта (вплоть до его не присвоения в каких-то случаях) – всё это было делом свободного выбора работодателя, ибо товарное производство еще не получило своего всестороннего развития. Однако, согласно трудовой теории стоимости, получившей свое зрелое оформление в марксизме, совершенно другая ситуация складывается при капиталистическом строе. Капитал по своей природе есть не что иное, как накопленный труд, присвоенный путем изъятия прибавочной стоимости. Таким образом, удержание капиталистом части платы работникам (причем работник может и не осознавать факта этого удержания) есть непременное условие накопления капитала. Капиталистическая экономика просто не может функционировать без такого удержания – в ее рамках это уже не вопрос свободного выбора, а принудительная необходимость. И вот что, таким образом, получается – Соборное послание святого апостола Иакова, соотнесенное с трудовой теорией стоимости, ставит позорное клеймо на всей капиталистической экономике.
Однако в условиях капитализма прибавочный продукт распадается при распределении не только на предпринимательский доход, но и на земельную ренту, торговую прибыль и ссудный процент. В конечном счете, всё это – различные проявления эксплуатации труда.
По поводу земельной ренты мы уже приводили слова Василия Великого о всего трех локтях земли, ожидающих тело человека после смерти. О нечестивой же торговой прибыли, о нечестивом торгашеском царстве красноречиво повествует пророческая книга Апокалипсис, глава 18: «После сего я увидел иного Ангела, сходящего с неба и имеющего власть великую; земля осветилась от славы его. И воскликнул он сильно, громким голосом говоря: пал, пал Вавилон, великая блудница, сделался жилищем бесов и пристанищем всякому нечистому духу, пристанищем всякой нечистой и отвратительной птице; ибо яростным вином блудодеяния своего она напоила все народы, и цари земные любодействовали с нею, и купцы земные разбогатели от великой роскоши ее. И услышал я иной голос с неба, говорящий: выйди от нее, народ Мой, чтобы не участвовать вам в грехах ее и не подвергнуться язвам ее; ибо грехи ее дошли до неба, и Бог воспомянул неправды ее. Воздайте ей так, как и она воздала вам, и вдвое воздайте ей по делам ее; в чаше, в которой она приготовляла вам вино, приготовьте ей вдвое. Сколько славилась она и роскошествовала, столько воздайте ей мучений и горестей. Ибо она говорит в сердце своем: «сижу царицею, я не вдова и не увижу горести!». За то в один день придут на нее казни, смерть и плач и голод, и будет сожжена огнем, потому что силен Господь Бог, судящий ее. И восплачут и возрыдают о ней цари земные, блудодействовавшие и роскошествовавшие с нею, когда увидят дым от пожара ее, стоя издали от страха мучений ее и говоря: горе, горе тебе, великий город Вавилон, город крепкий! Ибо в один час пришел суд твой. И купцы земные восплачут и возрыдают о ней, потому что товаров их никто уже не покупает, товаров золотых и серебряных, и камней драгоценных и жемчуга, и виссона и порфиры, и шелка и багряницы, и всякого благовонного дерева, и всяких изделий из слоновой кости, и всяких изделий из дорогих дерев, из меди и железа и мрамора, корицы и фимиама, и мира и ладана, и вина и елея, и муки и пшеницы, и скота и овец, и коней и колесниц, и тел и душ человеческих. И плодов, угодных для души твоей, не стало у тебя, и все тучное и блистательное удалилось от тебя; ты уже не найдешь его. Торговавшие всем сим, обогатившиеся от нее, станут вдали от страха мучений ее, плача, и рыдая, и говоря: горе, горе тебе, великий город, одетый в виссон и порфиру и багряницу, украшенный золотом и камнями драгоценными и жемчугом, ибо в один час погибло такое богатство! И все кормчие, и все плывущие на кораблях, и все корабельщики, и все торгующие на море стали вдали и, видя дым от пожара ее, возопили, говоря: какой город подобен городу великому! И посыпали пеплом головы свои, и вопили, плача и рыдая: горе, горе тебе, город великий, драгоценностями которого обогатились все, имеющие корабли на море, ибо опустел в один час! Веселись о сем, небо и святые Апостолы и пророки; ибо совершил Бог суд ваш над ним. И один сильный Ангел взял камень, подобный большому жернову, и поверг в море, говоря: с таким стремлением повержен будет Вавилон, великий город, и уже не будет его. И голоса играющих на гуслях, и поющих, и играющих на свирелях, и трубящих трубами в тебе уже не слышно будет; не будет уже в тебе никакого художника, никакого художества, и шума от жерновов не слышно уже будет в тебе; и свет светильника уже не появится в тебе; и голоса жениха и невесты не будет уже слышно в тебе: ибо купцы твои были вельможи земли, и волшебством твоим введены в заблуждение все народы. И в нем найдена кровь пророков и святых и всех убитых на земле». Св. Андрей Кесарийский так трактует эту главу: «По преизбытку, говорит, имеющегося неправедного богатства, роскошествуя в потребном, гордясь и пренебрегая излишним, он был причиною обогащения земных купцов». Что же это такое – «излишнее», которым пренебрегает сегодня мировая элита? В условиях глобализма «излишними» являются люди, страны, народы и даже целые регионы планеты, не вписывающиеся в мировую рыночную конъюнктуру.
Банковская деятельность приобрела теперь главенствующее экономическое значение – финансовый капитал подчинил себе в мировом масштабе и промышленника, и торговца. В Библии присутствует негативное отношение к ростовщичеству и к ссудному проценту (лихве): «Не отдавай в рост брату твоему ни серебра, ни хлеба, ни чего-либо другого, что можно отдавать в рост» (Втор.23:19). «В рост дает, и берет лихву; то будет ли он жив? Нет, он не будет жив. Кто делает все такие мерзости, тот непременно умрет» (Иез.18:13). Святитель Иоанн Златоуст в Беседе 56 на Евангелие от Матфея идейно громит ростовщиков: «Ужасная, любезные мои, ужасная, и большого требующая врачевства болезнь вкралась в церковь! Те, которым даже не велено копить богатства и праведными трудами, но повелено отверзать домы свои неимущим, те самые извлекают свою выгоду из бедности других, выдумывая благовидный образ хищения, искусно прикрывая любостяжание. … Ты для того имеешь деньги, чтобы облегчать бедность, а не для того, чтобы утеснять ее; а ты, под видом великодушия, только увеличиваешь бедность, и продаешь милосердие за деньги. … Для чего, оставивши Бога, стараешься о выгодах человеческих? Зачем, обегая Богатящего, докучаешь неимущему, и, оставляя щедрого Дателя, вступаешь в сношение с неблагодарным? Тот сам желает дать, а этот с трудом дает. Этот дает едва ли сотую часть, а Тот более, нежели стократ – жизнь вечную. Этот с обидою и ругательством, Тот – с любовью и благосклонностью. Один возбуждает в тебе ненависть, другой и венцы тебе соплетает. ... Но что еще говорят многие: «я возьму проценты, и подам бедным?» Хорошо говоришь ты, друг, – только Богу не угодны такие приношения. Не хитри с законом. Лучше совсем не подавать нищему, чем подавать приобретенное такими средствами. Неправедным мздоимством ты нередко делаешь противозаконным и то богатство, которое собрал честными трудами, – точно так же, как если бы кто заставлял здоровое чрево рождать скорпионов. … Заимодавец никогда не наслаждается тем, что имеет, никогда не радуется об этом, да и тогда, как нарастают проценты, не веселится о прибытке, напротив печалится о том, что рост еще не сравнился с капиталом; и прежде нежели этот неправедный рост сравнится совершенно, он старается пустить его в оборот, обращая в капитал и самые проценты, и насильно заставляя производить преждевременные порождения ехиднины. Таковы проценты! Они более этих ядовитых животных терзают и снедают души несчастных. Вот – союз неправды! Вот – обдолжения насильных писаний! Человек говорит: я даю не для того, чтобы ты что-нибудь имел, но чтобы возвратил с лихвою. А Бог, напротив, не велит и отданное получать обратно. Взаим дайте, говорит Он, тем, от кого не ожидаете получить (Лук.6;35); ты же требуешь даже более того, сколько дал, и принуждаешь должника своего почитать долгом и то, чего ты не дал. Ты думаешь чрез это умножить свое имение; но вместо того уготовляешь для себя огонь неугасимый».
В этике как марксизм, так и патристика разделяют принцип абсолютности добра и относительности зла. И марксизм, и православную догматику отличает нравственный оптимизм (выраженный, например, в православном Символе веры), а также постулирование (в православии – прежде всего у преподобного Иоанна Кассиана Римлянина) свободы морального выбора. Критерием нравственной истины с точки зрения православия является соответствие повелениям Бога, а с точки зрения марксизма – соответствие глубинным, фундаментальным интересам личности и общества. При этом вопрос о конкретном содержании этих интересов остается в марксистской философии во многом открытым, что позволяет прослеживать и сознательно проводить многочисленные сближения между установками марксистской и православной этики. Так, например, прикладные этические взгляды аутентичного марксизма и представителей патристики на соотношение насилия и ненасилия практически идентичны: ненасилие приветствуется, однако в существующих условиях насилие объективно неискоренимо, и потому, пока эти условия существуют, насилие необходимо использовать так, чтобы минимизировать его собственный уровень.
Таким образом, и общая философия марксизма (диалектический материализм), и марксистская социальная философия (исторический материализм), и марксистская этика являются вполне совместимыми с аутентичным православным мировоззрением в рамках единого культурного пространства.
Философия в качестве науки