Публицистика

Пять моих разногласий с Лениным

Многие мои оппоненты почему-то полагают, что я фанатею от Ильича прямо как девочка-подросток от Джастина Бибера. Но я не девочка, а философ, и потому отношусь к коллеге Ленину не только с большим уважением, но и с изрядной долей "организованного скептицизма", характерного для науки. С точки зрения недоброжелателей, я сейчас выступлю в роли Моськи, но всё же прошу воспринимать нижеследующий текст скорее как товарищескую критику.
Итак, пять моих разногласий с Лениным. Наверное, их несколько больше - я привожу только те, которые мне вспомнились первыми (следовательно, они для меня наиболее важны):
1.) Атеизм (да еще и в довольно воинствующей форме).
Да, я христианин, но дело не только в этом. Буржуазные радикалы-безбожники предпочитали бороться с верой в Бога, но пролетарский безбожник Маркс предпочитал бороться с капитализмом, не уделяя борьбе с религией особого внимания. Ленин в вопросе отношения к религии, по сути, метался между Марксом и буржуазными радикалами, более склоняясь к последним. Многочисленные цитаты из Ильича по этому поводу приводить не буду, но взамен привожу довольно интересную статью А.С. Попова "Философские взгляды на религию К.Маркса, Ф.Энгельса, В.Ленина" (http://www.atheism.ru/old/PopAth1.html), которая хорошо показывает существенную разницу между классиками в отношении к религиозным вопросам.
2.) Легализация абортов.
18 ноября 1920 года Совнарком впервые в новейшей истории человечества легализовал аборты - и это было позорное первенство. Я решительно выступаю против абортов по т.н. "социальным показаниям" не только как православный христианин, но и как философ, принадлежащий к марксистской традиции. Подробнее: http://yuri-loskutov.livejournal.com/36357.html и http://yuri-loskutov.livejournal.com/36756.html
3.) Потакание обнаглевшим националистам.
Ильич похоронил сталинский план автономизации - и тем самым заложил роковую мину под Советский Союз (по принципу Тараса Бульбы "я тебя породил - я тебя и убью"), взорвавшуюся в 1991-м.
«Необходимо отличать национализм нации угнетающей и национализм нации угнетённой, национализм большой нации и национализм нации маленькой. По отношению ко второму национализму почти всегда в исторической практике мы, националы большой нации, оказываемся виноватыми в бесконечном количестве насилия, и даже больше того – незаметно для себя совершаем бесконечное количество насилий и оскорблений. … Интернационализм со стороны угнетающей или так называемой «великой» нации (хотя великой только своими насилиями, великой только так, как велик держиморда) должен состоять не только в соблюдении формального равенства наций, но и в таком неравенстве, которое возмещало бы со стороны нации угнетающей, нации большой, то неравенство, которое складывается в жизни фактически». (Ленин В.И. «К вопросу о национальностях или об «автономизации»» // ПСС, Т. 45, С. 356-362)
Все мы видели этот "национализм маленьких наций", когда оборзевшие нацмены, получившие вполне советское воспитание, резали русских в Бендерах, Грозном, Душанбе. Но я что-то не припомню, чтобы русские когда-либо сами занимались геноцидом.
4.) Общество как единая фабрика.
«Все общество будет одной конторой и одной фабрикой с равенством труда и равенством платы. Но эта «фабричная» дисциплина, которую победивший капиталистов, свергнувший эксплуататоров пролетариат распространит на все общество, никоим образом не является ни идеалом нашим, ни нашей конечной целью, а только ступенькой, необходимой для радикальной чистки общества от гнусности и мерзостей капиталистической эксплуатации и для дальнейшего движения вперед». (Ленин В.И. «Государство и революция» // ПСС, Т. 33 С. 101)
Гнилая оказалась ступенька! Это, конечно, отражение просветительских представлений о мире и обществе как часовом механизме. В Советском Союзе, действительно, сложили всю экономику, политику и культуру в одну - и притом предательскую - корзину. Результат пренебрежения народной мудростью о корзине и яйцах известен ...
Маркс против Ленина: «Этот коммунизм, отрицающий повсюду личность человека, есть лишь последовательное выражение частной собственности, являющейся этим отрицанием. Всеобщая и конституирующаяся как власть зависть представляет собой ту скрытую форму, которую принимает стяжательство и в которой оно себя лишь иным способом удовлетворяет. Всякая частная собственность как таковая ощущает – по крайней мере по отношению к более богатой частной собственности – зависть и жажду нивелирования, так что эти последние составляют даже сущность конкуренции. Грубый коммунизм есть лишь завершение этой зависти и этого нивелирования, исходящее из представления о некоем минимуме. У него – определенная ограниченная мера. Что такое упразднение частной собственности отнюдь не является подлинным освоением ее, видно как раз из абстрактного отрицания всего мира культуры и цивилизации, из возврата к неестественной простоте бедного, грубого и не имеющего потребностей человека, который не только не возвысился над уровнем частной собственности, но даже и не дорос еще до нее. Для такого рода коммунизма общность есть лишь общность труда и равенство заработной платы, выплачиваемой общинным капиталом, общиной как всеобщим капиталистом. Обе стороны взаимоотношения подняты на ступень представляемой всеобщности: труд – как предназначение каждого, а капитал – как признанная всеобщность и сила всего общества». (Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 42 С.114-115)
5.) Крайне упрощенное представление об этике.
«В применении ко всей общественной жизни нравственное уродство мещанина есть качество, повторяем, совсем не личное, а социальное». (Ленин В.И. «К истории вопроса о диктатуре» // ПСС, Т. 41 С. 385)
Маркс выступает против такого "совсем не": «Общественная история людей есть всегда лишь история их индивидуального развития, сознают ли они это, или нет». (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.27 С.402-403)
«Мы говорим, что наша нравственность подчинена вполне интересам классовой борьбы пролетариата. Наша нравственность выводится из интересов классовой борьбы пролетариата». (Ленин В.И. «Задачи союзов молодежи» // ПСС, Т. 41 С. 309)
Это "вполне" - явная ошибка. Нравственность в реальной жизни никогда не сводится к классовой борьбе, но включает также и вопросы профессиональной деятельности, семейных отношений, здоровья и т.д.
Вообще здесь прослеживается влияние просветительских представлений о фатальном влиянии социальной среды на мораль индивида.
«Нельзя не признать поэтому справедливости утверждения Зомбарта, что «в самом марксизме от начала до конца нет ни грана этики»»(Ленин В.И. «Экономическое содержание народничества» // ПСС, Т. 1 С. 440)
Это утверждение Зомбарта и Ленина настолько несерьезно, что даже не заслуживает особых комментариев.
Резюме.
Все эти пять аспектов можно объяснить чрезмерным влиянием на Ленина философии буржуазного Просвещения и буржуазного радикализма вообще. Когда коммунистический лидер начинает слишком сильно увлекаться буржуазными идеями - это, конечно, проявления оппортунизма. Впрочем, это вполне объяснимо тем, что Ленин - философ из отсталой, аграрной, мелкобуржуазной страны. На нем, хотя и в меньшей степени, сказался тот эффект, которому ранее подверглись русские революционеры-демократы, не в полной мере осилившие те мировоззренческие задачи, которые были гораздо успешнее решены в то время Марксом и Энгельсом.
Крах мировой буржуазной системы неминуем. И вместе с ней неизбежен окончательный крах философии Просвещения - как сугубо буржуазного проекта. Но этот крах может быть разным: 1.) Торжествующим мракобесием, когда все достижения Просвещения будут спущены псу под хвост. 2.) Постмодернистской клоунадой, когда эти достижения будут обсмеяны и низведены до уровня развлечения. (Первые два варианта могут идти в связке между собой). 3.) Диалектическим снятием, когда всё самое ценное из наследия Просвещения будет сохранено, а все крайности Просвещения будут отринуты в более сложном типе культуры. Например, сохранение антиклерикализма при отвержении воинствующего атеизма; сохранение "мужества пользоваться своим умом" при отрицании самонадеянности разума, пытающегося возвыситься над объективной реальностью; сохранение опоры на науку при отрицании воинствующего сциентизма и т.д.