© Ю.В.Лоскутов, 2007 Опубликовано: Вестник Пермского университета. Вып. 11 (16). Сер. Философия. Пермь. 2007

[С.62]

Что такое мораль? Все мы знаем ответ на этот вопрос – на уровне обыденного сознания. Однако никто не знает исчерпывающего ответа на уровне этической теории. Сущность морали как целостного явления выступает, пожалуй, главной теоретической загадкой за всю историю мировой этики. В разгадывании этой загадки специалисты-этики продвинулись пока не слишком далеко. Более того, возрастает скепсис относительно перспектив решения данной проблемы. А.А.Гусейнов констатирует, что сегодня не только отсутствует общезначимое понятие морали, но и ставится под сомнение сама его возможность и даже нужность [1]. Тем не менее, стремясь или не стремясь к достижению исследовательского консенсуса, этика, на наш взгляд, не может считаться зрелой, сформировавшейся наукой без определения сущности своего предмета, взятого в его целостности, хотя отдельные направления мировой этики всё же представляют собой формирующееся научное знание о морали.

Энциклопедические определения морали (нравственности) имеют, как правило, описательный и суммирующий характер, когда с помощью простого перечисления пытаются уместить в одно-два предложения все известные аспекты сложного, многогранного феномена морали. Так, в популярном учебнике по этике для студентов-философов утверждается: «Нравственность можно трактовать и как человеческую добродетель, и как область духа, сознания, и в качестве резидента трансцендентальных сущностей, как некоторое усилие особым образом направленной воли, и как область общественно значимого и необходимого поведения, и как совокупность норм и требований, и как область универсальных суждений, и как феномен, ответственный за целеполагание в истории и в отдельно взятой человеческой жизни, а также как идеологию или мировоззрение либо особую мотивацию поступков, как способ существования человечности (гуманности), как применение языка» [2]. Сходным образом выстраивается определение морали и в новом энциклопедическом словаре, посвященном этической проблематике: «Мораль – понятие, посредством которого в мыслительном и практическом опыте людей вычленяются такие обычаи, законы, поступки, характеры, которые выражают высшие ценности и долженствование, через которые человек проявляет себя как разумное, самосознательное и свободное создание (существо)» [3].

Подобные описательные определения, по большому счету, не могут дать объяснения феномена морали, не могут обеспечить теоретический переход от совокупности перечисляемых разнородных явлений к сущности того, что обозначается термином «мораль». Чтобы преодолеть это обстоятельство, многие авторы достаточно произвольно указывают на тот или иной аспект морали как на основу последней. Например, А.В.Разин считает основой морали устоявшиеся моральные нормы (с произвольным, на наш взгляд, обоснованием в виде ссылки на авторитет социальной группы, выжившей в сотворенных ею самой условиях) [4], а Л.В.Максимов сводит содержание морали в конечном счете к распределительной справедливости [5]. Однако произвольность указания на ту или иную основу морали скрывает под собой многочисленные пробелы в методологии современных этических исследований.

Более того, скрывает ли термин «мораль» под собой действительный целостный феномен в единстве его разнородных сторон – или же, говоря о морали, мы неоправданно соединяем в одном термине принципиально разные стороны бытия, принципиально разные предметы? На протяжении веков мировая этика уточняла свой предмет, постепенно выявляя специфику морали, отличие последней от тех или иных природных и общественных феноменов. Если О.Г.Дробницкий в своей фундаментальной работе «Понятие морали» (1974) вполне оптимистично прослеживает данный процесс, то А.Макинтайр в классическом труде «После добродетели» (1981) весьма скептичен и пессимистичен по этому поводу. Вот что пишет этот американский исследователь: «На самом деле у нас есть лишь подобие морали, и мы продолжаем использовать многие из ключевых ее выражений. Но мы утратили – если не полностью, то по большей части – понимание морали как теоретическое, так и практическое» [6]. Свою печаль от утраты того, «что было когда-то моралью», А.Макинтайр иллюстрирует несравнимостью западных теорий морали друг с другом [7]. О.Г.Дробницкий в вышеупомянутой книге также

[С.63]

показывает, что этические представления в западной неклассической философии выражены в ряде глубоких и как будто неразрешимых, антиномий, отражающих отношения между теми или иными противоположными проявлениями морали: 1) мораль объективна – мораль субъективна; 2) мораль универсальна – мораль локальна; 3) мораль самоценна – мораль утилитарна; 4) мораль имеет общественную природу – мораль индивидуальна; 5) моральная детерминация специфична – моральная детерминация не существует как нечто особенное [8]. Тем не менее автор «Понятия морали» полагает, что указанные антиномии вполне разрешимы: «С точки зрения марксистской этики, в этих «противоположениях» на самом-то деле нет никакой логической несовместимости. Суть разрешения проблемы в том, что каждый из этих моментов отнюдь не является абстрактно-всеобщим положением, истинным или ложным самим по себе, изолированно от всех других. Любое из приведенных определений морали имеет теоретически-научное значение лишь в системе взаимно соотнесенных характеристик, в рамках целостной структуры понятия нравственности. Сложные же системные образования, как правило, имеют несколько различных уровней, разнопорядковых плоскостей, «этажей». Внешне взаимоисключающие положения перестают быть таковыми, когда выявляется их отношение к разным уровням теоретической абстракции (в диалектической логике – к различным ступеням восхождения от абстрактного к конкретному). Построение многоэтажного целого, имеющего «глубинно-вертикальное» измерение, не сводящегося к «горизонтальным» связям, располагающимся на одной поверхности, и есть задача теории» [9]. О.Г.Дробницкий усматривает причину возникновения вышеперечисленных этических антиномий именно в «плоском», одноуровневом рассмотрении морали западной неклассической философией (от неопозитивизма до экзистенциализма).

Таким образом, О.Г.Дробницкий здесь фактически ставит задачу субстанциального объяснения морали. На наш взгляд, субстанциальное объяснение – это единственный адекватный метод научного раскрытия сущности морали, ибо, по сути, нет другого пути для того, чтобы объяснить все разнородные моральные явления из единого принципа и показать тем самым их единую основу, обосновать реальную целостность бытия того, что в обыденном сознании именуется моралью. «В научном познании необходимость использования категории «субстанция» возникает особенно остро тогда, когда ставится задача целостного теоретического объяснения из единого принципа всего многообразия форм непосредственного бытия изучаемого объекта со всеми их специфическими особенностями» [10]. Задачей этики является не только поиск подлинной субстанции морали, но и многоуровневое раскрытие содержания этой субстанции с помощью ряда категорий в процессе восхождения этического познания от абстрактного к конкретному. Первый уровень раскрытия любой субстанции представляет собой «клеточку» – элементарную абстракцию, в которой скрыто всё последующее содержание субстанции, долженствующее быть развернутым [11].

Вместе с тем О.Г.Дробницкий, фактически высказав идею субстанциального объяснения сущности морали, не развивает дальше это перспективное направление этической мысли. Взамен субстанциального объяснения морали он предлагает ее функциональное объяснение – через выделение нормативной регуляции как родового по отношению к морали понятия. Далее О.Г.Дробницкий отмечает специфику морали как неинституциональной нормативной регуляции, в отличие, например, от права. И, наконец, отчленяет мораль от прочих видов неинституциональной регуляции – прежде всего от обычаев: «Нравственные нормы и принципы отражают не просто внешне представленное, лишь эмпирически воспринимаемое явление, наличное бытие, сущее, но их сущность, историческое основание» [12]. Несмотря на важный позитивный вклад О.Г.Дробницкого в этическую теорию, функциональное объяснение всё-таки не приводит к исчерпывающему результату – в «Заключении» работы «Понятие морали» автор прямо отказывается дать дефиницию морали [13], что, по нашему мнению, является конечной неудачей этого в целом весьма незаурядного исследования.

Выстроить систему субстанциального объяснения морали фактически пытается И.С.Урбанаева в монографии «Основания этического знания и единая наука» (1988). Предпринятое здесь построение системы этических категорий через восхождение от абстрактного к конкретному является, по нашему мнению, правильным методом. Однако содержание данной системы обесценивается, на наш взгляд, тем, что неверно выбрана исходная моральная «клеточка», в качестве которой фигурирует равенство, понимаемое сквозь призму родовой и индивидуальной сущности человека [14]. Дело в том, что во многих случаях именно неравенство выступает признаком действия морали – например, принципиальное равенство просто несовместимо с распределительной («воздающей») справедливостью.

Подлинная субстанция морали еще не найдена. Вероятно, ее поиск действительно может быть ограничен сферой родовой и индивидуальной человеческой сущности.

1. Гусейнов А.А. Понятие морали // Этическая мысль. М., 2003. Вып. 4.
2. Этика. Под общ. ред. А.А. Гусейнова и Е.Л. Дубко. М., 1999. С. 291.
3. Апресян Р.Г. Мораль // Этика: энциклопедический словарь. М., 2001. С. 275.
4. См.: Разин А.В. Онтологические основы морали в сознании современного общества // Вест-ник МГУ. Сер.7. Философия. 2004. № 4.
5. См.: Максимов Л.В. К проблеме определения морали // Этическая мысль. М., 2002. Вып. 3.
6. Макинтайр А. После добродетели. М.; Екатеринбург, 2000. С.7.
7. См. там же. С.11-14, 33.
8. См. Дробницкий О.Г. Моральная философия. М., 2002. С.86-113.
9. Там же. С.114.
10. Кучевский В.Б. Анализ категории «материя» М., 1983 С.237.
11. О субстанциальном объяснении см. подробнее: Лоскутов Ю.В. Особенности субстанциального объяснения // Новые идеи в философии. Пермь, 2001. Вып. 10.; Он же. Проблема субстанции в отечественной материалистической философии ХХ в. // Новые идеи в философии. Пермь, 2005. Вып.14. Ч.1.
12. Дробницкий О.Г. Указ. соч. С.255.
13. См. там же. С.339.
14. См. Урбанаева И.С. Основания этического знания и единая наука. Новосибирск, 1988. С.48.

© Ю.В.Лоскутов, 2005 Опубликовано: Новые идеи в философии. Вып.14. Ч.1. Пермь, Изд-во ПГУ, 2005

[С.74]

Одним из ключевых достоинств отечественной философии ХХ века было пристальное внимание к фундаментальным проблемам онтологии, несколько ослабевшее к концу века, но успевшее породить результаты, значимые для мировой философии в целом. Феномен отечественного материализма ХХ века – это удивительный феномен коллективной, а не только лишь индивидуальной, философии, в которой, во многом в силу ее научности, значимые результаты достигались взаимосвязанными усилиями мыслителей. Проблема субстанции является одной из узловых проблем онтологии. То или иное решение этой проблемы существенно влияет на содержание не только общей философии, но и прочих философских дисциплин. «Отправной точкой» для разработки теории субстанции в отечественной (и даже мировой) материалистической философии ХХ века служат, несомненно, работы В.И.Ленина, опиравшегося на философские воззрения К.Маркса и Ф.Энгельса. Основная роль в деле раскрытия понятия субстанции в качестве категории диалектического материализма принадлежит не К.Марксу и Ф.Энгельсу, а В.И.Ленину и другим отечественным философам.

Прежде всего следует отметить, что понятие субстанции в марксизме, в отличие от философии Спинозы, не имеет полностью самостоятельного, самодовлеющего характера. В системе категорий диалектического материализма категория субстанции занимает не первое, а третье место сразу после категорий материи и сознания. Субстанция в диалектическом материализме – это одна из сторон определения материи. Поэтому вопрос о сущности субстанции марксизм не может решить без предварительного разрешения вопроса о сущности материи. Наиболее общее, принципиальное определение материи дано в марксизме В.И.Лениным. Это определение является третьим этапом развития понятия материи в истории философии. (1) В ситуации кризиса естествознания на рубеже XIX-XX веков старые определения материи как через определенный субстрат (например, атом), так и через определенный атрибут (например, массу) оказались исчерпанными. В связи с этим Ленин подчеркивает, что субстанция относительна, она не есть неизменная, раз навсегда данная сущность

[С.75]

вещей. (2) Он находит интегральный признак, по которому любой возможный субстрат и любой возможный атрибут определялись бы как материальные. Ленинское определение материи выражено в трех взаимозаменяемых высказываниях. «Материя есть философская категория для обозначения объективной реальности, которая дана человеку в ощущениях его, которая копируется, фотографируется, отображается нашими ощущениями, существуя независимо от них». (3) «Материя есть объективная реальность, данная нам в ощущении». (4) « ... понятие материи ... не означает гносеологически ничего иного, кроме как: объективная реальность, существующая независимо от человеческого сознания и отображаемая им». (5) Далее, Ленин полагает необходимым углубление понятия материи: «С одной стороны, надо углубить познание материи до познания (до понятия) субстанции, чтобы найти причины явлений. С другой стороны, действительное познание причины есть углубление познания от внешности явлений к субстанции». (6)

В советской философии предпринимались попытки дополнения ленинского определения материи – как якобы всецело гносеологического, не включающего в себя онтологическое содержание, а потому недостаточного – особым «онтологическим» определением. Так, например, В.П.Тугаринов пишет: «Материя в онтологическом отношении выступает как всеобщий предмет, как сущность природы, как носительница всех свойств и связей существующего, а в гносеологическом отношении выступает как всеобщий предмет (объект) отражения, мысли, как объективная реальность, существующая вне и независимо от нас, действующая на наши органы чувств и вызывающая явления сознания». (7) Далее он отмечает, что материя как совокупность предметов, как всеобщий «предмет» является субстанцией. (8) Дело в том, что В.П.Тугаринов считает предмет как «индивидуальное существование» первичным относительно свойств и отношений, и, таким образом, предмет объявляется субстанцией. (9) В.И. Свидерский также указывает, что « ... материя онтологически выступает как субстанция, всеобщий носитель, основа, общее содержание всех состояний изменения, а гносеологически – как объективная реальность, отражающаяся в ощущениях, представлениях и понятиях человека». (10) Наконец, Э.В.Ильенков приписывает Ленину намерение дополнить свое якобы исключительно гносеологическое определение материи понятием материи как субстанции (и приводит ссылку на вышеупомянутое нами соответствующее ленинское высказывание). (11)

Общим и центральным моментом во взглядах этих трех

[C.76]

философов является противопоставление понятия материи как субстанции ленинскому определению материи. При этом В.П.Тугаринов всецело увязывает понятие материи как субстанции с понятием предмета.

Для начала следует опровергнуть последний тезис. А.П.Шептулин, критикуя В.П.Тугаринова, справедливо отмечает, что первичности предмета относительно свойств и отношений (или первичности субстанции по отношению к ним же) не существует. Предмет не первичен, т.е. не является субстанцией в силу того, что его сущность часто определяется его свойствами и отношениями. Более того, ни отдельный предмет, ни материя в целом не существуют вне своих свойств и отношений. (12)

Кроме того, сторонники дополнительного «онтологического» определения материи явно подводят понятие материи под более широкие понятия (предмета, субстанции и т.д.) по правилам формальной логики. Однако Ленин, выдвигая свое определение материи, на той же странице предупреждает, что он дает это определение единственно возможным способом – через противопоставление сознанию, поскольку «бытие и мышление» (материя и сознание) – это предельно широкие философские понятия, не поддающиеся подведению под еще более широкие и определяющиеся только через соотнесение друг с другом. (13) В данном случае понятие выводится по правилам не формальной, но диалектической логики. (14) Таким образом, не понятие материи подлежит подведению под понятие субстанции, но последнее может быть истолковано только через понятие материи. (15)

Допущение множественности определяющих признаков материи, на которой настаивают сторонники ее «онтологического» определения, означает фактическое признание отсутствия материального единства мира. (16) А признание отсутствия материального единства мира делает невозможным раскрытие материи в качестве субстанции, но именно на таком раскрытии и настаивают сторонники «онтологического» определения. Чтобы сохранить идею материального единства мира и, вместе с тем, отстоять множественность определений материи, В.П.Тугаринов утверждает, что понятия природы и бытия являются более фундаментальными философскими категориями, чем понятие материи. (17) Таким образом, В.П.Тугаринов усматривает источник единства мира не в материи, а в природе и бытии. Однако данный вопрос уже давно прояснен в марксистской философии. Вот что говорит по этому поводу Энгельс: «Единство мира состоит не в его бытии, хотя его бытие есть

[C.77]

предпосылка его единства, ибо сначала мир должен существовать, прежде чем он может быть единым. Бытие есть вообще открытый вопрос, начиная с той границы, где прекращается наше поле зрения. Действительное единство мира состоит в его материальности». (18) Таким образом, существует потребность именно в одном принципиальном определении материи, коим и является ленинское определение.

Убеждение части философов в том, что ленинское определение не является онтологическим, а потому исчерпывающим определением материи – не более чем иллюзия, порожденная предельно сжатым, свернутым характером этого определения. Онтологическая сторона ленинского определения материи состоит в следующем: «Понятие объективной реальности означает, что внешний мир имеет свою собственную, независящую от сознания, природу (сущность), своё собственное, ни от чего не зависящее бытие, существует и развивается по своим собственным закона». (19) Таким образом, именно «свойство» объективно-реального существования является субстанциальным признаком материи. (20) Вопреки мнению сторонников особого «онтологического» определения материи, субстанция – это не что-то внешнее по отношению к объективной реальности, а внутренняя существенная сторона материи в ее ленинском определении. Понятие субстанции является не внешним дополнением, а углублением понятия объективной реальности, этапом развертывания последнего, поскольку понятие субстанции содержится в понятии материи (объективной реальности) имплицитно. (21) Именно на углублении понятия материи до понятия субстанции, а не на дополнении одного другим настаивал Ленин в вышеприведенном нами высказывании.

Понятие субстанции является этапом развертывания понятия материи, поскольку в системе категорий материалистической диалектики понятие материи является основным, а именно – наиболее абстрактным началом и, вместе с тем, наиболее содержательным условным концом этой системы. Этот конец является концом постольку, поскольку включает в свое содержание в свернутом виде все известные философские категории. Этот конец условен постольку, поскольку система категорий материалистической диалектики должна быть открытой, т.е. должна принимать в себя все вновь появляющиеся категории. (22) (Онтологической основой единства категорий в системе является материя как субстанция). (23) В качестве же исходной категории материя проста. В этом качестве она непосредственно выражает пока ещё только одно, но определяющее своё отношение,

[C.78]

представленное в основном вопросе философии. В роли исходной категории материя может выступать лишь в соотношении с категорией сознания. (24) Соотношение материи и сознания представляет собой фундаментальное противоречие, постоянно воспроизводящееся на протяжении всей системы категорий. В отличие от Гегеля, научная философия полагает, что одна из сторон любого противоречия берет верх над другой стороной. (25) Доминирующая (субстанциальная) сторона является ведущей на всём протяжении выведения категорий той или иной науки. (26) В данном случае первичность материи по отношению к сознанию выступает в качестве стержня всей системы категорий материалистической диалектики. Понятие материи как объективной реальности постоянно конкретизируется по мере развертывания этой системы, оставаясь понятием материи, но данная конкретизация не имеет ничего общего с порождением особенного и единичного всеобщим, как это имеет место в гегелевской «спекулятивной конструкции». Дело в том, что вся система категорий современного материализма строится не по принципу формально-логической широты категорий, а по принципу раскрытия их внутренней и необходимой взаимосвязи, основанной на включении содержания одной категории в содержание другой. (27)

Итак, в диалектическом материализме понятие материи (объективной реальности) конкретизируется как нечто абсолютное, т.е. как субстанция. В свою очередь, и традиционное понятие субстанции получает в научной диалектико-материалистической философии относительно новый смысл. Этот смысл лишь относительно нов потому, что научное понимание субстанции сохранило многие черты традиционной категории субстанции: абсолютность, самопричинность, приоритет необходимости над случайностью и т.д. Вместе с тем, действительно новой для теории субстанции в мировой философии является непосредственная связь понятия субстанции с понятием материи. Соответствующее определение субстанции мы находим у Э.В.Ильенкова в статье «Философской энциклопедии»: субстанция – это «объективная реальность, рассматриваемая со стороны её внутреннего единства, безотносительно ко всем тем бесконечно многообразным видоизменениям, в которых и через которые она в действительности существует; материя в аспекте единства всех форм ее движения, всех возникающих и исчезающих в этом движении различий и противоположностей». (28) Также в отечественной философии имеются два взаимодополняющих варианта раскрытия основных моментов понятия материи как субстанции. Первый из них предложен В.В.Орловым: «1.) Материя (объективная реальность) есть абсолютное, ни от чего не

[C.79]

зависящее бытие, исключающее существование какого-либо другого равноправного ему бытия, т.е. субстанция есть causa sui; 2.) Материя (объективная реальность) есть носительница всех своих свойств (атрибутов); 3.) Материя (объективная реальность) есть активная первооснова, действующее «начало», порождающее свои собственные изменения и проявления». (29) Второй вариант предложен В.Н.Демичевой – материя как субстанция есть: 1.) causa sui, 2.) сущность мира, 3.) всеобщая основа вещей. (30)

Вопрос о субстанции как сущности мира требует особого рассмотрения. М.С.Орынбеков рассматривает категорию сущности применительно только к той или иной ограниченной области явлений, не затрагивая вопрос о сущности мира в целом: «Существо категориальных различий субстанции и сущности состоит в том, что сущность есть конкретизация субстанции, этого абстрактного образа реального многообразия вещей и явлений ... Субстанция становится определимой в качестве сущности в некоторой реальной форме движения материи, где происходит развитие феноменов данной совокупности явлений ... Однако сущность, будучи внутренним основанием определенной области явлений, проявляет себя как субстанция лишь при условии рассмотрения ее как активной самополагающей сущности». (31) Однако, на наш взгляд, трактовка субстанции как сущности мира вполне уместна, поскольку она отражает универсальный характер человеческого познания, по самой своей природе необходимо ставящего вопрос о сущности мира в целом. Если сущностью мира (или какой-либо его части) выступает субстанция, то явлением этой сущности выступает действительность. (32)

Далее понятие материи как субстанции, выступающее в качестве сущности мира, развивается В.Б.Кучевским с помощью понятия существования. Материя как субстанция есть одновременно и сущность, и существование мира. Сущность и существование не предшествуют друг другу – сущность существует, а существование сущностно. (33) Существование материи как сущности бытия находит выражение в категории движения: «Посредством категории движения схватывается способ реализации взятой самой по себе сущности бытия, которая в этой связи осмысливается не как неизменное и застывшее начало, а как процесс». (34) Поскольку материя как субстанция – это не только сущность, но и существование мира, понятие субстанции выражает единство материи и движения. Начиная со Спинозы, понятие субстанции рассматривается как то, сущность чего заключает в себе собственное существование, как то, что «не

[C.80]

только обладает существованием, но и содержит в самом себе все необходимые основания для этого». (35) Далее В.Б.Кучевский еще больше конкретизирует понятие материи как субстанции: «Поскольку субстанция для самой себя выступает и как сущность, и как существование, то ее самореализация происходит в двух типах определения – в атрибутах и модусах. Первые представляют собой определения ее как сущности, которые поэтому обладают характером всеобщности и необходимости. Вторые представляют собой определения ее как существования, связанного с единичным и случайным проявлением ее всеобщей сущности. В человеческом мышлении атрибуты отражаются в форме философских категорий». (36) Итак, мы подошли к традиционным категориям атрибута и модуса, трактовку которых в научной философии мы рассмотрим по отдельности.

Модусом субстанции является «конкретно взятое бытие, бесконечное в своих многообразных формах». (37) Модусы подразделяются на всеобщие, особенные и единичные. Здесь В.Б.Кучевский противоречит сам себе, ибо всеобщие модусы явно не являются ни единичными, ни случайными, хотя ранее признаки единичности и случайности были распространены им на модусы вообще, а это последнее, на наш взгляд, неправомерно. Всеобщими модусами являются вещи, свойства и отношения. (38)

Атрибут – это неотъемлемое свойство того или иного предмета или мира в целом. (39) Выражения «атрибут материи» и «атрибут субстанции» равнозначны. (40) Обычно все современные материалисты относят к атрибутам материи пространство, время и движение (развитие). (Мы придерживаемся аргументированного мнения В.В.Орлова о том, что атрибутом материи выступает развитие как интегральный феномен по отношению к движению («изменению вообще»), являющемуся, в свою очередь, абстрактной стороной развития). (41) Однако дальше возможны варианты. В качестве атрибутов материи назывались неуничтожимость, отражение, структура, качество, количество, дискретность, непрерывность и телесность. (42) Кроме того, упоминались изменчивость и устойчивость, возможность и действительность, необходимость и случайность. (43) Особо следует выделить атрибут сознания (мышления), который является атрибутом не потому, что вся материя мыслит (это не так), а потому, что возникновение сознания является необходимым для материи в целом. (44) Дело в том, что за пределами основного вопроса философии, особенно в рамках понятия субстанции, абсолютная противоположность материи и сознания превращается в относительную

[C.81]

противоположность, указывающую как на закономерное происхождение сознания из материи, сознанием не обладающей, так и на зависимость содержания сознания от содержания материи. (45) Не случайно Маркс писал о том, что «идеальное есть не что иное, как материальное, пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней». (46) Вопрос о количестве и содержании атрибутов материи еще во многом остается открытым.

«Понятие субстанции имеет ... широкий и узкий смыслы, диалектически взаимосвязанные и взаимопредполагающие друг друга. В широком смысле понятие субстанции включает понятие о её атрибутах ... В узком смысле субстанция – это ... содержание, которое остается, если из понятия субстанции абстрагировано, «вычтено» понятие об атрибутах. В последнем, узком смысле, субстанция выступает как субстрат своих атрибутов, субстрат своих изменений». (47) Субстрат – это всеобщая предметная основа явлений. (48) Современный материализм рассматривает субстрат не как нечто неподвижное, раз навсегда данное, а как нечто постоянно развивающееся.

Материя как субстанция – это «не вся совокупность чувственных вещей, образующих мир как единую систему, со всем многообразием присущих им единичных, случайных свойств и связей ... , а сущность бытия, всеобщее, составляющее его основу и обуславливающее единство всех его конечных форм». (49) Таким образом, субстанциальный подход отражает единство объективной реальности. (50) Но еще Ленин поставил задачу соединения данного принципа единства мира с принципом развития. (51) «Из принципа материального единства мира следует прежде всего вывод о единстве процесса развития. Поскольку развитие есть атрибут материи, субстанциальное единство мира (единство материальной субстанции) не может не означать и процессуального единства, единства процесса развития». (52)

Источником развития субстанции являются ее внутренние противоречия. «Субстанция – это тождественное (постоянное), существующее в бесконечном многообразии реального мира. Понятие субстанции содержит в себе, таким образом, понятия о тождестве, различии и противоречии». (53) «На уровне категории «субстанция» материя раскрывается в аспекте тождества различенного, как единство многообразного». (54) Данный диалектический подход позволяет решить в принципиальном виде проблему соотношения субстанции как сущности мира в целом и субстанции как сущности того или иного ограниченного круга явлений (например, формы материи), так или

[C.82]

иначе присутствующую в мировой философии начиная с Декарта. Дело в том, что материя как субстанция не существует вне своих особенных форм. Материя вечна не потому, что она неизменна, а потому, что она неуничтожима как целое; она вечна потому, что не может не иметь той или иной особенной формы своего существования. (55) Субстанция как выражение сущности того или иного круга явлений отражает конкретный фундаментальный уровень данной формы организации материи. В этом смысле субстанция относительна. В смысле же всеобщности материи как внутренней основы всего существующего субстанция абсолютна. (56) «Признание существования определенных форм субстанции (и в этом смысле «определенных субстанций»), различных структурных уровней организации материи, различной природы явлений не означает в то же время признания существования каких-то многих особых независимых субстанций именно потому, что «определенные субстанции» есть формы материи как всеобщей субстанции». (57) Материя «существует именно в этих формах. Способных превращаться при определённых условиях в другие, обнаруживая в этих переходах как самую существенную свою характеристику внутреннюю связь, единство». (58) «Изменение и развитие внешних форм, явлений так или иначе выражает развитие внутренней основы, субстанции явлений». (59) Именно поэтому необходимо раскрывать не только внутреннюю основу (субстанцию) изучаемого круга явлений, но и анализировать исторические формы проявления этой субстанции, выявляя закономерности ее развития. (60) Ведь субстанция – это продукт своего собственного исторического развития. (61) Инструментом познания истории субстанции должен служить принцип единства исторического и логического, причем последнее – это «сокращенное и освобожденное от случайностей историческое в его существенных моментах». (62) При этом логическое не исчерпывает исторического, не тождественно ему, поскольку «прошлое или будущее состояние не может быть однозначно выведено на основе существующих отношений, функций». (63)

Так мы подошли к границе абстрактно-всеобщего понимания субстанции. В современном материализме речь идет не просто об истории субстанции, а об истории действительного развития материи. Рассмотренная нами абстрактно-всеобщая теория материи как субстанции является лишь первым этапом раскрытия понятия субстанции в научной философии и не исчерпывает всего содержания этого понятия. Понятие субстанции сохранило в философии современного материализма все свои предыдущие достоинства,

[C.83]

избавившись при этом от недостатков, свойственных понятию субстанции как в идеализме, так и в метафизическом материализме. Однако абстрактно-всеобщий план рассмотрения данного понятия в научной философии уже почти исчерпан – в отличие от конкретно-всеобщего.

Необходимо учитывать, что действительное всеобщее включает в себя действительное особенное, поэтому конкретно-всеобщая теория развития материи стремится к описанию и объяснению не только всеобщих закономерностей, но и реальных ступеней этого развития. (64) За основу конкретно-всеобщего рассмотрения развития материи многими отечественными философами принимается понятие единого закономерного мирового процесса. В качестве термина это понятие было впервые введено В.И.Лениным в статье «Карл Маркс» (65), однако фактически понимание развития материи как единого закономерного мирового процесса содержится уже в представлениях Ф.Энгельса о «железной необходимости» возникновения человека, заложенной в природе материи. (66)

Кроме того, Энгельс ввел понятие «определенной материи», фактически рассматриваемой им в качестве ступени единого закономерного мирового процесса. (67) В современной научной философии данное понятие выражено в термине «форма материи». Различают основные, частные и комплексные формы материи. Каждая форма материи обладает собственной формой движения. Из основных форм материи нам пока известны только четыре: физическая, химическая, биологическая и социальная. (68) Энгельс был убежден в том, что первой из известных нам форм материи предшествовал бесконечный ряд других форм. (69) Такого же мнения придерживается и современный диалектический материализм.

Каждая новая форма материи возникает из предыдущей с необходимостью (выражающейся в единстве действия всеобщих, особенных и единичных факторов развития), но последовательность, в которой рождаются все эти формы, детерминирована и общей «сквозной» закономерностью. (70)

В результате включения низших форм материи в состав высших материя получает «послойную» структуру, в которой аккумулируются основные этапы единого закономерного мирового процесса. (71) Таким образом, на магистрали развития материи выстраивается многоуровневая иерархия. Человек, общество в качестве наиболее сложной, универсальной формы материи обладает иерархической, интегрально-социальной сущностью, включающей в себя как физические, химические, биологические, так и «собственно

[C.84]

социальные» свойства. (72) Однако важно отметить, что «сущность высшей ступени развития не является простым агрегатом содержания низших ступеней, а представляет собой их материальное обобщение и синтез». (73) Таким образом, человек как универсальное материальное существо выражает в обобщенном и сжатом виде бесконечное содержание материи, является высшей ступенью её развития. (74)

Мы уже упоминали о неудачной попытке ревизовать ленинскую теорию материи как субстанции с помощью введения дополнительного определения материи. Но в отечественной философии ХХ века предпринимались и другие (как явные, так и не столь явные) попытки пересмотра марксистско-ленинских взглядов на субстанцию. Так, довольно популярным было сведение содержания категории субстанции к содержанию категории системы.

Например, Е.Ф.Солопов рассматривает субстанцию как бесконечную саморазвивающуюся систему явлений. (75) Эта идея находит своеобразное продолжение в условно так называемой атрибутивной концепции материи. Не мысля никакого иного субстрата, кроме неизменного, авторы этой концепции (В.П.Бранский, В.В.Ильин, А.С.Кармин) выступают против привнесения в понятие субстанции этого мифического неизменного субстрата, которому противопоставляется изменчивая система атрибутов, якобы характеризующая исчерпывающим образом любой материальный объект. Исключительно через эту систему якобы и реализуется субстанция. (76)

В.П.Фофанов фактически стремится применить «атрибутивную концепцию» материи (в урезанном, но наиболее радикальном варианте) к социальной философии, рассматривая деятельность как субстанцию социальной реальности: «Социальная деятельность как субстанция социальной формы движения материи есть движение материи, опосредованное сознанием». (77) Общим у данного автора с разработчиками «атрибутивной концепции» является апеллирование к системности: «При диалектическом подходе к системе становится очевидным, что отнюдь не элементы как таковые являются главным в системе. Количество и многие характеристики элементов могут изменяться на разных этапах ее развития. Главное в системе – определенный, качественно специфический способ взаимодействия». (78) Таким образом, автор признаёт наличие качества только у взаимодействия, у элементов же системы якобы есть только свойства и количество. Примечательно, что системными взаимодействиями В.П.Фофанов признаёт только самообусловленные взаимодействия (79), речь у него идет о весьма своеобразно понятой субстанции. (80) Это своеобразие заключается в том, что автор понимает «субстрат как

[C.85]

некоторый снимаемый данным взаимодействием предшествующий тип (уровень) движения ... Действие в его обусловленности субстратом будем понимать как элемент». (81) Таким образом, и субстрат, и субстанция (через системность) сводятся к атрибуту (движению). В мире не оказывается ничего, кроме движения. Отсюда и защита деятельности (являющейся, как мы видели, синонимом социального движения) в качестве субстанции. Для столь радикального варианта «атрибутивной концепции» нет никакой разницы между субстанцией и ее атрибутом, поэтому В.П.Фофанов, защищая субстанциальность деятельности, по-своему логичен.

Утрата в последние годы многими отечественными философами доверия к основам марксистско-ленинской онтологии нередко находит свое выражение в агностицизме. Так, К.Х.Момджян в учебном пособии по социальной философии для вузов под названием «Социум. Общество. История», вышедшем в 1994 г., в ходе развертывания концепции, сходной со взглядами В.П.Фофанова, пытается выстроить систему научной социальной философии, рассматривая фундаментальные онтологические проблемы всего лишь как совокупность принципиально недоказуемых постулатов. (82) В силу этого своеобразной «онтологией» для социальной теории Момджяна служит теория систем, трактуемая в духе стихийного материализма. Понятие системы фактически рассматривается автором в качестве родового по отношению к понятию субстанции, а общество, в свою очередь, исследуется как особый тип субстанциальных систем. При этом отличие субстанциальных систем от прочих автор усматривает прежде всего в том, что в возникновении субстанциальных систем не задействованы т.н. целевые причины (о которых рассуждал еще Аристотель): «Отсутствие такой причинности в случае с обществом означает отсутствие внешней цели, "ради которой" оно возникло, реальную спонтанность такого возникновения. Системы с самостоятельным субстанциальным качеством по самой своей природе свободны от "назначения", сопоставимого с назначением утюга, стакана или центральной нервной системы, возникающих или создаваемых для исполнения определенной функции в рамках определенной системной целостности». (83) Далее, по мнению К.Х.Момджяна, субстанция обладает, в отличие от прочих систем, признаком качественной самодостаточности, которая состоит в том, что «структурно-функциональная и динамическая организации системы имеют своей непосредственной причиной не воздействия внешней среды, а собственную потребность выживания в среде, потребность в обеспечении и сохранении присущей системе

[C.86]

целостности, качественной определенности». (84) Конечно, К.Х.Момджян верно отмечает, что «способом спецификации таких систем является субстанциальный подход, предполагающий установление того специфического способа существования во внешней среде, … который присущ системе и объясняет ее свойства, законы структурной, функциональной и динамической организации». (85) Однако автор по сути сводит весь субстанциальный подход только лишь к такому установлению способа существования субстанции. Поэтому К.Х.Момджян и определяет субстанциальное качество любой особенной реальности – неорганической, органической и социальной – через подведение данного качества под понятие движения. Физико-химические взаимодействия, жизнь и деятельность, будучи видовыми характеристиками движения, выступают, согласно автору, субстанциями соответствующих областей реальности. (86) Тем самым субстанция сводится в концепции К.Х.Момджяна всего лишь к одной из сторон своего атрибутивного аспекта, к системе внутренних различий этой стороны. В то же время значение субстрата явно недооценивается автором – во многом в связи с тем, что последний совершенно неоправданно зауживает объем понятия «субстрат», обозначая данным понятием только носителей физических и химических свойств. (87) При этом такое пренебрежение субстратом по сути «помогает» К.Х.Момджяну уходить от решения вопроса о предметной сущности мира и оставаться на позиции общефилософского агностицизма.

Общим во взглядах авторов атрибутивной концепции, а также В.П.Фофанова и К.Х.Момджяна является сведение субстанции к некой атрибутивной системе. При этом данные исследователи претендуют на исчерпывающее описание и объяснение исследуемой реальности с помощью такого подхода. Однако, согласно теоремам Гёделя, ни одна формальная система не может объяснить исчерпывающим образом чего бы то ни было. (88) Даже если это система атрибутов материального объекта. Кроме того, любая атрибутивная трактовка субстанции является лишь вариантом второго этапа развития определения понятия материи – через тот или иной атрибут. Со времени кризиса естествознания на рубеже 19 и 20 веков определение материи через тот или иной атрибут сделалось несостоятельным, и Ленин уже определил материю совсем по-другому. В.В.Орлов справедливо отмечает, что: 1.) Атрибутивная трактовка материи исходит из понятия «атрибутов», которые не являются атрибутами, ибо ни чему не принадлежат; (89) 2.) Вещь не сводится к системе ее свойств; (90) 3.) Понятие субстанции как более содержательное, включающее в себя понятие системы, не должно сводиться к этому

[C.87]

последнему. (91)

Особой формой ревизии марксистско-ленинской теории материи как субстанции выступают в отечественной философии взгляды Г.С.Батищева. Практически не употребляющий в своих работах понятие материи, этот незаурядный социальный мыслитель (концепция которого заслуживает специального и более подробного рассмотрения вне рамок данного нашего исследования) всё же должен считаться материалистом, ибо всегда рассматривает предмет своих исследований (главным образом творчество в широком контексте философской антропологии) как существующий объективно, независимо от наших субъективных представлений о нём. Главный труд Г.С.Батищева «Введение в диалектику творчества» (написанный в 1981г., депонированный спустя три года в ИНИОН и изданный только в 1997г.) имеет подзаголовок «Критика субстанциализма и анти-субстанциализма». Заслугой автора выступает постановка вопроса о связи представлений о субстанции с теми или иными типами мировоззрения и даже с теми или иными типами объективно существующих общественных отношений. При этом соответствующая типология социальных связей создана Батищевым с опорой на типологию Маркса. (92) Субстанциализмом Г.С.Батищев именует особое мировоззрение, отражающее состояние общества, в котором преобладают т.н. замкнутые социал-органические связи. Индивид выступает в субстанциализме (классиками которого были Спиноза и Гегель) только как акциденция единой мировой субстанции, обладающая лишь весьма ограниченной самостоятельностью. (93) (Здесь надо отметить, что Г.С.Батищев практически полностью игнорирует теоретическую картину субстанции, сложившуюся в советской онтологии. Батищевское понимание субстанции крайне архаично и характерно отчасти для Гегеля, а отчасти даже для античной философии). Анти-субстанциализмом Г.С.Батищев именует мировоззрение, преобладающее в обществе, где господствуют т.н. атомистические связи. Индивид выступает в анти-субстанциализме как суверенная субстанция, противопоставляющая себя остальному миру. (94) Мировоззрение того общества, в котором преобладают т.н. гармонические связи (складывающиеся, по мнению Батищева, под влиянием всеобщего труда и носящие истинно творческий характер), отмечено логикой «полифонирования», которую автор резко противопоставляет логике снятия. «Полифония» различных, но равноправных, взаимодополняющих и взаимодействующих «парадигм» выступает для Г.С.Батищева общественным, нравственным и эстетическим идеалом. (95) При этом

[C.88]

категория снятия рассматривается (в качестве противоположности «полифонии») как не универсальная категория. (96) Однако следует заметить, что непреодоленным внутренним парадоксом воззрений Батищева выступает, на наш взгляд, то, что столь нелюбимая этим философом логика снятия является центральной (а потому и универсальной) логикой его концепции. Дело в том, что сущность органических и атомистических связей, согласно Г.С.Батищеву, снимается в сущности гармонических общественных связей, и это коренным образом обуславливает как развитие общества в целом, так и развитие мировоззрения. (97) Неприязнь к субстанциализму не повлекла у Батищева полной неприязни к категории субстанции. Он ставит вопрос: «Как спасти идею субстанциальности от субстанциализма?» (98) И отвечает: «Диалектическое понимание субстанциального содержания принципиально не-центрично, но разомкнуто на беспредельность». (99) Пожалуй, главным идейным противником Г.С.Батищева выступает антропоцентризм, рассматриваемый как теоретическое основание анти-субстанциализма: «действительная сокровенная ценность полифонических отношений заключается в том, что именно в их атмосфере человек становится способен свободно принять всю притягательность для себя не-антропоцентристской ориентации, т.е. такой ориентации, при которой человек не себя провозглашает Мерилом Всем Вещам, но открывает и наследует универсальные Мерила в самой неисчерпаемой и беспредельной объективной диалектике». (100) Неантропоцентризм Батищева фактически направлен против антропосоциоцентристской по своей сути современной версии концепции единого закономерного мирового процесса (101), имеющей мощное эмпирическое подтверждение как на материале отдельных частных наук, так и на материале общенаучной концепции универсального эволюционизма, что Батищевым полностью игнорируется.

И здесь открывается интересный момент. Оказывается, глубинной причиной неантропоцентричности взглядов Г.С.Батищева выступает его религиозность. Философ был глубоко воцерковленным членом Русской Православной Церкви, и поэтому «беспредельная объективная диалектика» в его тексте – всего лишь иное имя бога, прямо не упоминаемого в главном батищевском труде. (102) (Заметим, что, поскольку эта «беспредельная объективная диалектика» нигде не рассматривается Батищевым в его главной работе как идеальная, «Введение в диалектику творчества» не дает никаких оснований считать его объективным идеалистом). Вместе с тем, философские взгляды Батищева позволяют его причислить скорее к язычеству,

[C.89]

нежели к православию, ибо фактически в пику христианскому рассмотрению человека в качестве «венца творения», призванного (согласно книге Бытия) владычествовать над земной природой, философ решительно проповедует «благодарную любовь к природе-матери». (103)

Итак, неоднократные попытки пересмотра ленинской теории материи как субстанции оказались в конечном счете несостоятельными. Это и неудивительно, ибо В.И.Ленин продолжал и развивал классическую линию в мировой онтологии, в силу чего его взгляды по проблеме субстанции были подкреплены не только теоретическим и фактическим материалом частных наук, но и мощным интеллектуальным опытом философских предшественников. Вместе с тем, актуальной задачей для современной научной онтологии выступает конкретно-всеобщее рассмотрение материи как субстанции. В ряду проблем, которые требуют решения с точки зрения данного подхода, значатся: проблема субфизической материи, проблема соотношения живых человеческих индивидов и сущностных сил человека, проблема сущности морали, проблема соотношения человека и природы, проблема сущности современного этапа исторического развития и т.д.

1. См.: Кучевский В.Б. Философское учение о бытии и субстанции. М.1993 С.71
2. См.: Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.18. С.277
3. Там же. С.131
4. Там же. С.149
5. Там же. С.276
6. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.29. С.142-143
7. Тугаринов В.П. Соотношение категорий диалектического материализма. Л.1956. С.30-31
8. Там же. С.44
9. См.: там же. С.17, 23, 29-30
10. Свидерский В.И. Некоторые вопросы диалектики изменения и развития. М.1965. С.9
11. См.: Философская энциклопедия. Т.5. С.153
12. См.: Шептулин А.П. Система категорий диалектики. М.1967. С.71, 116
13. См.: Ленин В.И. Полн. собр. соч., т.18. С.149
14. См.: Кучевский В.Б. Указ. соч. С.72
15. См.: Орлов В.В. Материя, развитие, человек. Пермь.1974. С.32; Он же. Понятие материи в марксистской философии // Понятие материи в марксистской философии. Пермь.1977 С.9
16. См.: Орлов В.В. Понятие материи ... С.11
17. См.: Тугаринов В.П. Указ.соч. С.17-18, 44-46, 48
18. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.20. С.43
19. Орлов В.В. Понятие материи ... С.19; Он же. Материя, развитие, человек. С.40
20. См.: Орлов В.В. Материя,развитие,человек. С.41
21. См.: Орлов В.В. Понятие материи ... С.26-27
22. См.: Материалистическая диалектика. Законы и категории. Ташкент. 1982 С.24-25
23. См.: Широканов Д.И. Диалектика познания и категория субстанции. Минск.1974. С.207
24. См.: Материалистическая диалектика. Законы и категории. С.24,36; Орлов В.В. Понятие материи ... С.5
25. См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.1 С.322
26. См.: Диалектическая логика. М. 1986 С.372
27. См.: Акулов В.Л. Об исходных принципах и методе построения системы философского знания. // Проблемы развития системы категорий марксистской философии. Челябинск.1982. С.37-38
28. Философская энциклопедия. Т.5 С.151
29. Орлов В.В. Понятие материи ... С.27
30. См.: Демичева В.Н. Материя как субстанция // Понятие материи в марксистской философии. С.109
31. Орынбеков М.С. Проблема субстанции в философии и науке. Алма-Ата. 1975 С.150
32. См.: Демичев В.А. Субстанция и субстрат // Проблемы развития системы категорий ... С.103
33. См.: Кучевский В.Б. Указ. соч. С.74-75, 81
34. Кучевский В.Б. Анализ категории «материя». М.1983. С.234
35. Там же. С.235
36. Там же. С.236
37. Там же. С.235
38. См.: Кучевский В.Б. Философское учение ... С.76
39. См.: Тугаринов В.П.Указ. соч. С.58
40. См.: Орлов В.В. Понятие материи ... С.28
41. См.: Орлов В.В. Материя, развитие,человек. С.88-90
42. См.: Габриэльян Г.Г. Принципы построения марксистской логики // Проблемы диалектической логики. Алма-Ата. 1968. С.36
43. См.: Материалистическая диалектика, Т.1. М.1981. С.20
44. См.: Тугаринов В.П. Указ. соч. С.37; Кучевский В.Б. Анализ ... С.237
45. См.: Кучевский В.Б. Анализ ... С.239; Орлов В.В. Материя,развитие, человек. С.36,38; Орынбеков М.С. Указ. соч. С.6; Философская энциклопедия. Т.5 С.152
46. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.23. С.21
47. Орлов В.В. Понятие материи ... С.28-29
48. См.: Кучевский В.Б. Философское учение ... С.79
49. Материалистическая диалектика. Законы и категории. С.42
50. См.: Диалектическая логика. М.1986. С.180
51. См.: Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.29. С.229
52. Орлов В.В., Мусаелян Л.А. Материальное единство мира и принцип развития // Понятие материи ... С.122-123
53. Орлов В.В. Понятие материи ...С.42
54. Кучевский В.Б. Анализ ... С.236
55. См.: Широканов Д.И. Указ. соч. С.5
56. См.: там же. С.93
57. Там же. С.132
58. Там же.
59. Там же. С.41
60. См.: там же. С.40
61. См.: Югай Г.А. О категории субстанции в марксистской философии // Проблемы диалектической логики. Алма-Ата.1968. С.85
62. Широканов Д.И. Указ. соч. С.39-40
63. Там же. с.59
64. См.: Орлов В.В. Будущее марксистской философии: важнейшие направления развития // Новые идеи в философии. Вып.2. Пермь. 1994. С.4-9
65. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.26, С.55
66. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.20, С.363
67. Там же. С.570
68. См.: Орлов В.В. Материя, развитие, человек. С.132-137
69. См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.20. С.57-58
70. См.: Орлов В.В. Развитие материи как закономерный процесс // Развитие материи как закономерный процесс. Пермь. Издательство ПГУ. 1978. С.39-45
71. См.: Орлов В.В. Материя, развитие, человек. С.138
72. См.: Орлов В.В. Развитие материи ... С.33
73. Там же. С.35
74. Там же.
75. См.: Солопов Е.Ф. Материя и движение. Л. 1972 С.99-100, 134-135
76. См.: Бранский В.П., Ильин В.В., Кармин А.С. Диалектическое понимание материи и его методологическая роль // Методологические аспекты материалистической диалектики. Л.1974. С.14-17; Ильин В.В.,Кармин А.С. Проблемы диалектико-материалистической концепции материи // Понятие материи ... С.98-102; Материалистическая диалектика. Т.1 С.14-22,83-97
77. Фофанов В.П. Социальная деятельность как система. Новосибирск. 1981. С.110
78. Там же. С.31
79. См.: там же.
80. См.: там же. С.33
81. Там же. С.42
82. См.: Момджян К.Х. Социум. Общество. История. М. 1994 С.44, 148
83. Там же. С.149
84. Там же. С.154-155
85. Там же. С.158
86. См.: там же. С.167-168
87. См.: там же. С.151
88. См.: Кондаков Н.И. Логический словарь-справочник. М. Наука. 1975. С.589
89. См.: Орлов В.В. Понятие материи ... С.29
90. См.: там же. С.34
91. См.: там же. С.36
92. См.: Батищев Г.С. Введение в диалектику творчества. Спб. 1997 С.11
93. См.: там же. С.378-390
94. См.: там же. С.404-410
95. См.: там же. С.44-53
96. См.: там же. С.402
97. См.: там же. С.299-300
98. Там же. С.378
99. Там же. С.392
100. Там же. С.51
101. См.: там же. С.63
102. См.: там же. С.9-10, 446
103. См.: там же. С.372

© Ю.В.Лоскутов, 2003 Опубликовано: Новые идеи в философии. Вып.12 (1). Пермь, Перм. ун-т, 2003

[С.110]

Философия, существующая в качестве науки (т.е. адекватно отображающая свой предмет ― всеобщее), с необходимостью является монистичной. Дело в том, что всеобщее ― это то, что объединяет все

[С.111]

разнообразные (и нередко даже явно противоречащие друг другу) стороны мира в целом или какого-либо ограниченного круга явлений. Таким образом, всеобщее есть предельное тождество. На действительное существование тождеств различной степени общности указывает уже само существование различий между теми или иными предметами, явлениями и процессами. Любая монистическая философия сосредотачивает свои усилия на постижении характера всеобщего тождества. Однако не всякий монизм научен. Так, не могут считаться одновременно научными, адекватными реальности утверждения: всеобщее тождество есть материя; всеобщее тождество есть вовсе не материя, а, скажем, абсолютная логическая идея. Не вдаваясь в рассмотрение проблемы критериев научности философии, тем не менее отметим, что философия, отвечающая общим критериям научности (т.е. обладающая признаками объективности, рациональности, проверяемости и т.д.), ― это материалистическая философия. Сделать со всей определенностью такой вывод позволяет многовековой интеллектуальный опыт философии как общекультурного явления. В этом опыте известные философы пытались аргументировать идеалистическую точку зрения, но данные попытки неуклонно шли вразрез с теми требованиями, которые предъявляются науке. Вместе с тем научен далеко не всякий материализм. Помимо прочего, научный материализм должен включать в свою систему взглядов фактор развития материи, должен выступать теорией единого, закономерного мирового процесса. (В противном случае ни о какой объективности, ни о какой научности материализма и речи быть не может, поскольку фактор развития уже давно присутствует в теориях частных наук). Таким образом, всеобщее в научной философии должно пониматься как конкретно-всеобщее [т.е. как такое всеобщее, которое включает в себя особенное и единичное (1)], должно пониматься как тождество, с необходимостью включающее в себя различия и противоречия, ― прежде всего различия и противоречия между простым и сложным, ибо процесс развития характеризуется именно наращиванием сложности.

Со времен спинозизма всеобщее раскрывается в материалистической философии с помощью категории субстанции. Так, В.И.Ленин указывает: "С одной стороны, надо углубить познание материи до познания (до понятия) субстанции, чтобы найти причины явлений. С другой стороны, действительное познание причины есть углубление познания от внешности явлений к субстанции" (2). Категория субстанции ценна для исследователя тем, что придает философскому и частнонаучному знанию ярко выраженный

[С.112]

объяснительный характер: "В научном познании необходимость использования категории "субстанция" возникает особенно остро тогда, когда ставится задача целостного теоретического объяснения из единого принципа всего многообразия форм непосредственного бытия изучаемого объекта со всеми их специфическими особенностями" (3). Однако подобное понимание субстанции возникло в философии далеко не сразу. Так, в философии Б.Спинозы субстанция выступает всего лишь как абстрактная всеобщность, как негативное тождество, исключающее из себя все различия и противоречия.

В противовес спинозизму, исследователи, в той или иной мере придерживающиеся позитивистских взглядов, впадают в другую крайность ― отвергают субстанциальную, монистическую постановку научных вопросов, исповедуя принцип онтологического и гносеологического плюрализма. Тесно связанный с эмпиризмом, плюрализм имеет свои корни в реально существующей отчужденности тех или иных элементов эмпирического существования от субстанции, формами которой они являются. Плюрализм просто фиксирует и абсолютизирует действительное самодвижение данных элементов, не вдаваясь в комплексное изучение структуры причинно-следственных связей между ними. Ту видимость, которая возникает под таким исследовательским "углом зрения", плюрализм зачастую выдает за единственно верную научную истину. Однако такой подход является крайне односторонним, не раскрывающим всего богатства отношений, пронизывающих предмет той или иной науки. Вместе с тем, в онтологическком и гносеологическом плюрализме присутствует некое "рациональное зерно", которое современный материализм обязан учитывать, если он желает оставаться диалектическим и научным.

Логическое рассмотрение процесса развития субстанции предполагает признание того, что в этом процессе субстанция проходит через самоотрицание. Иными словами, самоотрицание является моментом логического рассмотрения процесса развития субстанции ― моментом, следующим за полаганием и предшествующим отрицанию отрицания. Без самоотрицания субстанции было бы невозможно представить процесс ее развития, протекающий, как известно, по закону отрицания отрицания. (Субстанция сама отрицает себя, поскольку, согласно определению субстанции как абсолютного бытия и причины самой себя, ее не может отрицать нечто, не принадлежащее субстанции, ибо такого нечто просто не существует).

Впервые развернутая диалектика субстанции представлена в философии Г.В.Ф. Гегеля, который подверг диалектической критике

[С.113]

спинозовскую теорию субстанции. По мнению Гегеля, субстанция (абсолютное) Спинозы — "это лишь абстрактное отрицание всякой определенности" (4). Это "темная бесформенная бездна, которая поглощает в себя всякое определенное содержание как изначально ничтожное в самом себе и не порождает из себя ничего такого, что обладало бы в себе положительной устойчивостью" (5). Гегелевская субстанция идеальна, она логически предшествует всякому реальному предмету и является выражением абсолютной логической идеи. Поначалу ещё довольно абстрактная (абстрактно-всеобщая) — как в философии Спинозы, так и в гегелевской логике — субстанция постепенно конкретизирует себя в объективно-идеалистической системе Гегеля, становится конкретно-всеобщей, проходя через природную и духовную сферы и возвращаясь в абсолютном духе к самой себе, являясь поистине своим результатом. Таким образом, абсолютное есть самополагание (6). (Способом этого самополагания является противоречие в форме единства и борьбы противоположностей). Поскольку субстанция полагает себя, она обладает абсолютной самостоятельностью, которая "есть бесконечное отрицательное отношение с собой … есть отталкивание себя от себя в различенные самостоятельные существования" (7). Такие "самостоятельные существования" характеризуют уже сферу понятия, которое выступает в логике Гегеля в качестве истины субстанции. Понятие есть целостность ("тотальность"), в которой каждый из ее моментов так же есть целостность (8). Однако при всей своей самостоятельности "моменты понятия не могут быть обособлены друг от друга … каждый из его моментов может быть понят непосредственно лишь из других и вместе с другими" (9).

Несмотря на весь гегелевский идеализм, рациональные стороны диалектики Гегеля были восприняты диалектическими материалистами ― в том числе и мысль о самоотрицании субстанции: "Логическая природа субстанции двойственна: с одной стороны, это пребывающее, соотнесённое с многообразием форм единство, самотождественный субъект преобразований, с другой — совокупность этих преобразований, сфера разнообразия, последовательный ряд особенных, меняющихся реальных феноменов, внутри которых она только и обладает реальностью. Субстанция полагает себя в форме всеобщего, тождественного и отрицает себя в форме различного, особенного. Антиномия всеобщности содержания субстанции и особенности формы ее проявления разрешается и вновь возникает в процессе реального формообразования и генезиса" (10).

[С.114]

Есть основания полагать, что самоотрицание субстанции, ее переход в "различенные самостоятельные существования" носит исторический, а не просто логический характер, выступает моментом не только диалектического мышления, но и реального процесса развития: "В ходе развития происходит … своеобразная пульсация единичного и общего. Из старого общего развивается некоторое особенное, становящееся основой для возникновения нового общего. Процесс становления нового качества предполагает, следовательно, появление таких особенных и единичных, которые несут в себе большой потенциал общего, способны породить новые классы общностей (например, ланцетник и тип хордовых, углерод и жизнь, человекообразные обезьяны и общество, товар и капиталистическое производство). Существуют также единичные и особенные другого типа ― не имеющие потенциально богатого общего содержания, не порождающие нового общего или ведущие к тупиковым линиям развития наподобие тупиков узкой специализации у животных и растений" (11). Заметим, что такое развитие потенциально бесконечно.

С трудностями осмысления реального феномена самоотрицания субстанции столкнулась, на наш взгляд, теория постиндустриального общества, многое позаимствовавшая у позитивизма. Основатель постиндустриализма Д.Белл исповедует явно несубстанциальные взгляды в полемике с К.Марксом: "вряд ли можно охарактеризовать систему как капиталистическую и полагать, что все остальные взаимоотношения ― κультурные, религиозные, политические ― вытекают из этого базового принципа" (12). Белл подразделяет современное общество на три самостоятельные сферы. Это ― социальная структура, политика и культура: "Я не считаю, что социальная структура "детерминирует" другие аспекты общества; скорее можно говорить, что изменения в социальной структуре (достаточно предсказуемые) выдвигают проблемы управления и ставят вопросы перед политической системой (чья реакция куда менее ясна). И ... я уверен, что нынешняя автономия культуры привносит изменения в стиль жизни и в ценности, которые не проистекают из перемен в самой социальной структуре" (13). При этом Белл замечает: "В прошлом три этих сферы связывались общей системой ценностей (а в буржуазном обществе еще и общим характером структуры). Но в наши времена имеет место их нарастающая разъединенность, и … таковая будет усиливаться" (14).

И здесь надо признать, что Д.Белл прав, когда, опираясь на богатый эмпирический материал, констатирует нарастающую автономность сфер общественной жизни. [Интересно отметить, что и

[С.115]

Ф.Энгельс фактически проследил вектор автономизации политики по мере развития производительных сил буржуазного общества, когда в XIX в. указывал на то, что политика еще не автономна: "Но если даже в наше новейшее время с его гигантскими средствами производства и сообщения государство не составляет самостоятельной области и не развивается самостоятельно, а и в существовании своем и в своем развитии зависит, в конечном счете, от экономических условий жизни общества, то тем более это имеет силу по отношению ко всем прежним временам, когда еще не было таких богатых средств производства материальной жизни людей и когда, следовательно, необходимость этого производства неизбежно должна была в еще большей степени господствовать над людьми" (15)].

Однако Д.Белл не прав в своей абсолютизации автономии сфер общественной жизни. "Осью" постиндустриального (как и любого другого) общества выступает человек ― в единстве своих сущностных сил. Автономизация сфер общественной жизни обусловлена процессом исторического развития человеческой сущности ― и прежде всего процессом развития труда как важнейшей сущностной силы человека. Автономизация политики и культуры основана на том, что высокопроизводительный труд снимает остроту проблемы нехватки средств к жизни, благодаря чему у людей появляется возможность заботиться не только и даже не столько о хлебе насущном, сколько об образовании, здравоохранении, защите окружающей среды, безопасности, досуге, духовном развитии и т.д.

Кроме того, развитие труда порождает в постиндустриальном обществе новый тип личности ― целостную личность. В конечном счете именно разделение труда на умственный и физический привело к тому, что во всех предшествующих цивилизациях индивид всегда являлся носителем прежде всего частичных, ограниченных функций (властителя и подданного, руководителя и подчиненного, производителя и потребителя, рабочего и капиталиста, и т.д.). Носителем целого выступало всё общество, а не отдельная личность. Однако в современном мире, благодаря становлению всеобщего труда (16), человек получил реальный шанс на обретение универсальности, на восстановление (в совершенно новых, весьма богатых и разнообразных условиях) той целостности личности, которая была утрачена в процессе рождения и становления цивилизации. Из этого следует, что целостность (говоря языком Гегеля ― "тотальность") постиндустриального общества (в отличие от индустриального) носит индивидуализированный характер. Возможно, что целостная личность как "постиндустриальный" социальный тип, субъект всеобщего труда,

[С.116]

как раз и станет тем особенным, которое в дальнейшем породит новый тип общего ― неантагонистический социум.

Таким образом, онтологический и гносеологический плюрализм не является "просто чепухой". Плюрализм фиксирует момент самоотрицания субстанции, но, поскольку плюралистический интеллект не идет дальше, к фиксации становления более сложной субстанции, постольку плюралистическое мировоззрение является односторонним, выступает отображением реальной видимости, но не объективной реальности во всей ее полноте.

1. Понятие конкретно-всеобщего берет свое начало в философии Гегеля. О конкретно-всеобщей теории развития материи ― см., например: Орлов В.В. Материя, развитие, человек. Пермь. 1974; Развитие материи как закономерный процесс. Пермь. 1978; Орлов В.В. Человек. Мир. Мировоззрение. М. 1985

2. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.29, С.142-143

3. Кучевский В.Б. Анализ категории “материя” М. 1983. С.237. О диалектико-материалистической концепции субстанции см. также: Орынбеков М. С. Проблема субстанции в философии и науке. Алма-Ата. 1975; Понятие материи в марксистской философии. Пермь. 1977; Широканов Д.И. Диалектика познания и категория субстанции. Минск.1974 и др.

4.Гегель Г.В.Ф. Наука логики. Т.1. М.1970. С.228

5.Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т.1, М.1975. С.330

6.См.: Гегель Г.В.Ф. Феноменология духа. Спб.1994, С.203

7.Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия … Т.1. С.336

8.См.: Там же. С.341

9.Там же. С.347-348

10.Орынбеков М.С. Указ. соч. С.8

11.Орлов С.В. Концепция единого, закономерного мирового процесса и категории диалектики // Концепция единого, закономерного мирового процесса и современность. Пермь. 1989 С. 50-51

12.Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. М.1999 С.153

13.Там же. С.51

14.Там же. С.16

15.Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.21 С.310

16. О всеобщем труде см.: Орлов В.В., Васильева Т.С. Труд и социализм. Пермь. 1991; Орлов В.В. История человеческого интеллекта. Ч.3 Пермь. 1999

© Лоскутов Ю.В., 2002 Опубликовано: III Российский философский конгресс "Рационализм и культура на пороге третьего тысячелетия". Т.1. Ростов-на-Дону. 2002

[С.218]

В отечественной материалистической философии довольно хорошо разработана проблема человека как субъекта познания. Вместе с тем, неоднократно справедливо указывалось и на то, что содержание категории "субъект" не сводится только к гносеологической проблематике, выражая прежде всего материальный и практический характер человеческой сущности. Несмотря на это, весьма характерным для "марксистско-ленинской" философии являлось по сути гегелевское, идеалистическое отношение к субъекту как к прежде всего познающему, прежде всего сознательному существу.

Во-первых, это отношение проявлялось в довольно частой путанице: с одной стороны ― между категориями "субъективное" (идеальное, принадлежащее сознанию) и "субъектное" (принадлежащее субъекту), с другой ― между категориями "объективное" (существующее до, вне и независимо от сознания) и "объектное" (принадлежащее объекту). Непременным условием такой путаницы выступало неоправданное объединение содержания двух совершенно различных понятий в одном термине: субъектное именовалось "субъективным", а объектное ― "объективным". С точки зрения идеалиста Гегеля, который стремился показать, что субъективный субъект господствует над объективным объектом, действительно, нет никакой разницы между "субъектным" и "субъективным", "объектным" и "объективным". Однако, с точки зрения последовательно марксистской философии, такое отождествление недопустимо, поскольку человек как субъект выступает в ней прежде всего в качестве материального, т. е. объективного существа, пусть даже и наделенного сознанием, субъективностью.

Во-вторых, гегелевское отношение к субъекту проявлялось в убеждении большинства советских философов в том, что содержание категории "субъект" ограничено сферой социального, сознательного и целенаправленного. На наш взгляд, это убеждение не имеет под собой никакого достаточного основания, является конвенцией и препятствует раскрытию подлинной природы субъектности как атрибута материи. Поскольку человек как родовое существо является наиболее сложной формой материи (и в силу этого наиболее сложной формой субстанции), постольку все его атрибуты (в том числе и субъектность) принадлежат (в несколько ином виде) и всем остальным основным формам материи, ни один из атрибутов которой не может быть ни приобретен, ни утрачен, но существует вечно. Вместе с тем, позиция тех советских философов, которые все же отваживались распространять категорию "субъект" на сферу природы, была довольно уязвимой ― по нашему мнению, в силу того, что они не использовали ключевой момент в обосновании данного тезиса ― категорию "субстанция". На самом же деле, поскольку субстанция ― causa sui, постольку она изменяет самое себя, в силу чего у нее есть активная (субъект) и пассивная (объект) стороны. Таким образом, адекватные определения категориям "субъект" и "объект" можно дать только посредством обращения к понятию

[С.219]

"субстанция". Любая субстанция (любая форма материи как субстанции) выступает в качестве субъекта. Существует иерархия природных субъектов, которую венчает социальный субъект (субъект в собственном смысле слова). В качестве наиболее сложного субъекта, социальный субъект является репрезентативным по отношению к остальным субъектам. Таким образом, изучение субъектности начинается именно с человека, но продолжается в поиске неразвитых "человеческих" черт в природе, в поиске путей раскрытия ее "человеческого" потенциала. Это в принципе позволяет наладить тот "диалог" человека с природой, которого так не хватает в условиях экологического кризиса, вызванного в немалой степени тем, что природа рассматривалась просто как объект приложения человеческих усилий.

© Ю.В. Лоскутов, 2001 Опубликовано: Новые идеи в философии. Вып. 10. Пермь; Перм. ун-т, 2001

[С.121]

"В научном познании необходимость использования категории "субстанция" возникает особенно остро тогда, когда ставится задача целостного теоретического объяснения из единого принципа всего многообразия форм непосредственного бытия изучаемого объекта со всеми их специфическими особенностями" (1). Таким объектом может быть как весь мир в целом, так и та или иная ограниченная область объективной реальности.

Признание важности субстанциального объяснения состоялось в философии далеко не сразу. С одной стороны, само субстанциальное объяснение в силу своей теоретической сложности не всегда принималось философами. Так, например, Локк весьма скептически относился даже к понятию субстанции, поскольку постижение субстанции невозможно методом простой индукции (2). С другой стороны, и теория субстанции долго была недостаточно разработана для того, чтобы получить ясный объяснительный характер. Поначалу она имела всецело умозрительные и формально-логические основания, которые оказались далеко не достаточными для субстанциального объяснения, и поэтому начиная с Гегеля последнее с необходимостью переходит в разряд относительно сложной диалектической логики, а начиная с Маркса (особенно с "Капитала") оно получает надежную эмпирическую базу. Эта эмпирическая база делает возможным применение понятия субстанции не только в философии, но и в частных науках. Часто субстанциальный подход применяется в научных исследованиях стихийно, однако теория,

[С.122]

сознательно применяющая понятие субстанции, получает ясный объяснительный характер. Дело в том, что субстанция является основой того или иного круга явлений, и поэтому в субстанциальном объяснении в наибольшей степени, насколько это вообще возможно в диалектической логике, соблюдается формально-логический закон достаточного основания.

Субстанциальное единство мира в целом (а по нашему мнению ― и любой ограниченной объективной реальности) предполагает и соответствующее процессуальное единство (3). Поэтому уместно говорить не просто о субстанции того или иного круга явлений, но о субстанции процесса развития этих явлений. Однако для построения адекватной по отношению к реальности концепции какого-либо круга явлений или процесса недостаточно просто использовать форму понятия субстанции безотносительно к содержанию этого понятия. Иными словами, для постижения научной истины важно то, какая именно реальность рассматривается в качестве субстанции того или иного круга явлений (процесса).

Исследователи позитивистского толка отвергают субстанциальный, монистический подход, исповедуя принцип онтологического и гносеологического плюрализма. Тесно связанный с эмпиризмом, плюрализм имеет свои корни в реально существующей отчуждённости тех или иных элементов эмпирического существования от субстанции, формами которой они являются. Возникающую в результате этого ложную видимость плюрализм выдаёт за научную истину (4). На наш взгляд, плюрализм, односторонне фиксируя качественное многообразие явлений той или иной реальности в ущерб ее субстанциальному единству, оказывает дурную услугу науке. Ведь только опираясь на признание субстанциальной основы тех или иных явлений и процессов, можно избежать “дурной бесконечности” причин-следствий в научном объяснении, при которой ни одно явление в конечном счете не получает в теории достаточного обоснования. Решение любой сколько-нибудь крупной научной проблемы предполагает не признание множества равноправных причин-следствий, а признание того или иного фактора реальности в качестве причины самого себя (субстанции). Научная теория, адекватно отражающая реальность, являющуюся причиной самой себя в рамках того или иного круга явлений, сама приобретает качество "самопричинности", самообоснованности. И эта самообоснованность заключается не только в том, что начальный и конечный пункт исследования в известном смысле совпадают. В ходе субстанциального объяснения мысль ученого периодически возвращается к своему исходному пункту, что может вызвать иллюзию тавтологичности этого типа объяснения. На самом же деле содержание субстанции постепенно раскрывается, обогащается в ходе ее постижения с помощью диалектического метода восхождения от абстрактного к конкретному, поэтому в субстанциальном объяснении не происходит повторения одного и того же, и это объяснение, следовательно, не является тавтологичным.

Например, с точки зрения научной философии в качестве субстанции мира в целом и единого закономерного мирового процесса выступает материя.

[С.123]

Понятие материи является наиболее абстрактным началом и вместе с тем наиболее содержательным условным концом системы категорий диалектического материализма. Этот конец является концом постольку, поскольку включает в своё содержание в свёрнутом виде все известные философские категории. Этот конец условен постольку, поскольку система категорий материалистической диалектики должна быть открытой, т.е. должна принимать в себя все вновь появляющиеся категории (5). (Онтологической основой единства категорий в системе является материя как субстанция) (6). В качестве же исходной категории материя проста. В этом качестве она непосредственно выражает пока ещё только одно, но определяющее своё отношение, представленное в основном вопросе философии. В роли исходной категории материя может выступать лишь в соотношении с категорией сознания (7). Соотношение материи и сознания представляет собой фундаментальное противоречие, постоянно воспроизводящееся на протяжении всей системы категорий. В отличие от Гегеля, научная философия полагает, что одна из сторон любого противоречия берёт верх над другой стороной (8). Доминирующая (субстанциальная) сторона является ведущей на всём протяжении выведения категорий той или иной науки. В данном случае первичность материи по отношению к сознанию выступает в качестве стержня всей системы категорий материалистической диалектики. Понятие материи как объективной реальности постоянно конкретизируется по мере развёртывания этой системы, оставаясь понятием материи, но данная конкретизация не имеет ничего общего с порождением особенного и единичного всеобщим, как это имеет место в гегелевской “спекулятивной конструкции”. Дело в том, что вся система категорий современного материализма строится не по принципу формально-логической широты категорий, а по принципу раскрытия их внутренней и необходимой взаимосвязи, основанной на включении содержания одной категории в содержание другой (9).

Если теория диалектического материализма представляет собой раскрытие понятия материи, а марксова теория политэкономии капитализма ― раскрытие понятия товара (по весьма распространенному среди марксистов мнению), то теория исторического материализма в целом представляет собой, по нашему мнению (10), раскрытие понятия действительных индивидов, на что ясно указывают Маркс и Энгельс в "Немецкой идеологии" (11). Субстанциальное объяснение еще не получило в науке широкого распространения, поэтому есть еще много областей объективной реальности, в исследовании которых оно может быть применено в дальнейшем.

1. Кучевский В.Б. Анализ категории “материя” М. 1983 С.237

2. См.: Локк Дж. Сочинения. Т.1, М.1985 С.145-146,346

3. См.: Орлов В.В., Мусаелян Л.А. Материальное единство мира и принцип развития // Понятие материи в марксистской философии. Пермь. 1977 С.122-123

4. См.: История марксистской диалектики. М. 1971 С.326

5. См.: Материалистическая диалектика. Законы и категории. Ташкент. 1982 С.24-25

6. См.: Широканов Д.И. Диалектика познания и категория субстанции. Минск.1974 С.207

7. См.: Материалистическая диалектика. Законы и категории. Ташкент. 1982 С.24,36; Орлов В.В. Понятие материи в марксистской философии // Понятие материи в марксистской философии. Пермь. 1977 С.5

8. См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч.,Т.1 С.322

9. См.: Акулов В.Л. Об исходных принципах и методе построения системы философского знания. // Проблемы развития системы категорий марксистской философии. Челябинск. 1982 С.37-38

10. См.: Лоскутов Ю.В. Категория субстанции и концепция исторического процесса. Диссертация на соискание ученой степени кандидата философских наук. Пермь. 2000 Гл.2, §2

11. См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.3 С.18-19

© Ю.В. Лоскутов, 2001 Опубликовано: Вестник Уральского гуманитарного института. Вып.4. Пермь; УГИ, 2001

[С.20]

Философия, существующая "в качестве науки" (Кант), родилась по историческим меркам не очень давно. Поэтому она еще не переживала научной революции ― если не считать таковой само возникновение научной философии. Полтора с небольшим века назад начало ей положил Маркс, и с тех пор она смогла оформиться в качестве научной парадигмы, получившей название "марксистско-ленинская философия". Вряд ли Маркс

[С.21]

подозревал, что ее основным вопросом станет вопрос об отношении сознания к материи. Непременным условием принадлежности к данной парадигме выступала верность материалистическому решению данного вопроса. И это правильно ― любая научная парадигма обладает своими правилами мышления. Однако, благодаря такому основному вопросу, в "марксистско-ленинской" философии оказалась недостаточно отрефлексированной проблема человека как целостного (одновременно и материального, и сознательного) существа. Немного восполним этот пробел, опираясь на вышеуказанную парадигму.

Самым острым вопросом в рамках данной проблемы выступает следующий: чему отдать приоритет ― материальной природе (более простой по сравнению с человеком части материи) или духовному миру человека? На наш взгляд, приоритет должен быть отдан последнему, ибо духовный мир является отражением и выражением человека как наиболее сложного материального существа. Приведем обоснование.

В философии как науке существуют два взаимодополняющих способа изучения единого закономерного мирового процесса ― "снизу", через природные (физические, химические, биологические) его результаты, и "сверху", через интегральную природу человека, аккумулирующего в себе содержание всех низших, более простых форм материи (1). Оба этих способа давно укоренены в диалектико-материалистической традиции, но в разной степени. С тех пор как Маркс заметил, что анатомия человека является ключом к анатомии обезьяны (2), прошло почти полтора века. За это время и наука, и научная философия ушли далеко вперед, но и сейчас можно констатировать, что "второй аспект анализа единого, закономерного мирового процесса ― от социального к природной основе ― разработан менее полно, чем первый. Это в некотором смысле свидетельствует, что революция в философии еще не закончена"(3).

Два указанных подхода к анализу единого закономерного мирового процесса противоположны друг другу, а марксистская диалектика не признает равенства противоположностей. Какой же из этих подходов является ведущим? Иными словами, что же в конечном счете является отправной точкой философского анализа ― низшее или высшее? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо выяснить общий характер отношений, сторонами которых являются высшее (в данном случае ― человек) и низшее (в данном случае ― вся природа). Для человека совокупностью таких отношений выступает, прежде всего, материальное производство, которое имеет две стороны: “Производя необходимые им средства к жизни, люди косвенным образом производят и самоё свою материальную жизнь”(4). Какая же из этих двух сторон является определяющей ― производство действительных индивидов или производство (из природы, из низшего) материальных условий их существования? Люди не могут не производить средства к жизни, но данная сторона материального производства всё же носит характер средства, а не цели. Маркс ясно указывает на это: “Индивид производит предмет и через его потребление возвращается опять к самому себе, но уже как производящий и воспроизводящий себя самого индивид”(5). (Термин “индивид” в данном случае не стоит понимать слишком буквально, поскольку Маркс здесь абстрагируется от общественного характера производства). В данном высказывании как раз и отражён определяющий, субстанциальный характер производства самих индивидов, необходимым опосредующим моментом которого выступает производство средств к жизни.

Человек как субстанция ― причина самого себя. Таким образом, субстанциальным является отношение человека к самому себе, а не к природе. Иными словами, практическое отношение человека к природе выступает лишь стороной практического отношения человека к самому себе. (Также не будет преувеличением экстраполяция характера отношения человека к природе на высшее и низшее вообще).

Поскольку наука претендует на адекватное отражение практики, именно человек должен находиться в центре интересов как частных наук, так и научной философии. Как и на практике, в области теории отношение человека к самому себе должно стать определяющим.

В человеке всеобщие свойства материи представлены в наиболее выраженном и выявленном виде (6). Например, "в нравственных свойствах человека ― долге и ответственности ― наиболее явно выражена высшая форма необходимости, в человеческой свободе

[С.22]

― активность, в творческой природе человека ― способность развития, порождения нового"(7). Из этого справедливого взгляда прямо вытекает, что мир, сколь бы велик он ни был, является всего лишь бледной копией человека (правда, особой копией ― существовавшей до своего оригинала). На наш взгляд, в современной науке и философии традиционные понятия микрокосма и макрокосма должны поменяться местами.

Таким образом, отправной точкой и конечным пунктом философской и частнонаучной рефлексии должно служить высшее, и, прежде всего, ― человек. Такой подход абсолютен, ибо включает в себя и противоположный подход, в то время как движение мысли от низшего к высшему относительно. Абсолютизация такого движения неизбежно порождает частичность, ущербность мысли, и в конечном счете ее неадекватность по отношению к объективной реальности, поскольку отражает только одну из сторон субстанции, но не ее целостность.

Вышеизложенные соображения должны, на наш взгляд, лежать в основе научной философии при любой смене ее парадигм. Философия в качестве науки никогда не должна игнорировать приоритет человеческой практики и человеческих ценностей над природой (не игнорируя, конечно, и законов последней). В конечном счете, только на таких принципах можно наладить эффективный "диалог" с природой, направленный на улучшение среды обитания человека.

1. См.: Оконская Н.Б. Социальная ступень единого, закономерного мирового процесса // Концепция единого, закономерного мирового процесса и современность. Пермь. 1989 С.103-105

2. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.46 Ч.1 С.42

3. Оконская Н.Б. Указ. соч. С.104

4. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.3 С.19

5. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.46 Ч.1 С.30

6. См.: Орлов В.В. Развитие материи как закономерный процесс // Развитие материи как закономерный процесс. Пермь. 1978 С.36-37

7. Орлов В.В. Фундаментальные проблемы философской антропологии // Новые идеи в философии. Вып.6 Пермь. 1997 С.15-16